За флажки. Сергей Мартин

всему было видно, что Лисовский пользовался авторитетом, но его внешность, манера говорить и держаться ничем не напоминали Макарову тех криминальных авторитетов, с которыми ему доводилось сталкиваться, и это вызывало в нём противоречивые чувства к своему новому знакомому. Лицо Глеба с мужественными и в то же время утончёнными чертами можно было назвать даже красивым, если бы не едва заметная асимметричность и шрам в углу правого глаза, которые, впрочем, почти не портили общего приятного впечатления. Было совершенно ясно, что он – весьма образованный человек, и круг его интересов несоизмеримо шире, чем у остальных обитателей камеры. Его густые и ухоженные тёмные волосы, уложенные в аккуратную прическу, красноречиво говорили о том, что он знал толк в моде и, должно быть, даже вёл светский образ жизни. Такие мужчины нравились женщинам и чувствовали себя свободно и непринужденно в любом обществе. И в то же время Глеб явно был знаком и с уголовным миром, знал его «понятия» и специфический жаргон.

      Застелив постель, Андрей в нерешительности потоптался в проходе. Он не знал, как вести себя в новых и совершенно чуждых ему условиях. И снова Глеб помог ему освоиться, сказав с улыбкой:

      –– Не дрейфь, Андрюха, ко всему привыкнешь. Здесь, конечно, не курорт, но жить можно. Главное – не борзей, но достоинства не теряй. Садись, познакомимся, и объясню тебе основные правила нашей милой общаги…

      Лежать на твёрдых досках было подобно пытке. Тело затекло и начинало ныть, отчего и без того беспокойный и чуткий сон его прервался, и Андрей заворочался, настороженно прислушиваясь к слабым звукам, проникающим в пространство чердака. Кроме сонного курлыканья голубей, каким–то чудом проникших сюда на ночёвку, и тихого, тоскливого завывания ветра, он ничего не различил и, тяжело вздохнув, снова попробовал уснуть. Но вдруг ему послышались странные металлические звуки, будто кто–то осторожно поднимался по лестнице. Андрей аж привстал на своём ложе, и весь обратился в слух, до предела напрягая зрение и пытаясь разглядеть во тьме хоть какое–то движение. Но нет, прошло не меньше минуты, а всё оставалось тихим и неподвижным. «Должно быть, показалось, – подумал он. – Стреляный воробей куста боится. Проклятые нервы! Совсем расшалились». Устроившись поудобнее, он снова погрузился в дремоту.

      Небольшой внутренний двор следственного изолятора не мог вместить разом всех подследственных, и потому их выводили на прогулку посменно. Гуманная администрация заботилась о здоровье своих подопечных, предоставляя час на активную разминку с мячом.

      Андрей стоял в сторонке и только наблюдал исподлобья и без всякого интереса, как другие азартно гоняют мяч по площадке, стараясь поразить им импровизированные ворота из пары чьих–то ботинок. Настроение его день ото дня становилось всё мрачнее и мрачнее. Андрею было от чего впасть в уныние и отчаяние. Он чувствовал, как с каждым допросом всё туже затягивается петля на его шее. Все улики были против него, и с каждым разом их становилось всё больше. И ни одного мало–мальски значимого фактика, свидетельствующего