Это был самый обычный вечер. Не было ни конференций, ни собраний. Сидели товарищи наши – кто пил чай, кто читал газеты, некоторые беседовали друг с другом, а некоторые не пили и не говорили, а просто сидели, погрузившись в себя, и размышляли. О чем они только не думали. О вчерашнем дне, что прошел, и о завтрашнем дне, что придет. Проходит день за днем, и каждый день – серый, как закопченное стекло, заглушающее свет лампы. Неужели так занята буфетчица, что не находит времени почистить лампу? Или оттого, что нечего ей делать, не делает она и то, что обязана сделать?
В конце стола сидел Горышкин и читал книгу. Горышкин сидел, не думая ни о мелких проблемах, ни о проблемах первостепенной важности, а просто сидел и читал. Горышкин – не из тех, кто убежден, что писатель высасывает все только из себя. Он знает: тот, кто хочет стать писателем, должен много читать, много учиться и расширять свой кругозор. Уже оставил Горышкин все свои иллюзии и не желает ничего иного, желает только быть писателем в Эрец Исраэль. Новая жизнь зарождается в Эрец и требует своего писателя. Он еще не начал писать, потому что нет у него своего угла, ведь он живет в одной комнате вместе с тремя своими товарищами, а комната – крошечная, и стол такой маленький, что нет на нем места для листка бумаги. Но главное, он еще не решил, описывать ли ему реальные события, то есть копировать действительность, или писать романы. С одной стороны, его тянуло к действительности, так как настоящая правда – правда деяний, а с другой стороны, романы зажигают сердца и могут побудить к деяниям. Пока что читает он любую книгу, попавшуюся под руку, ведь книги не только расширяют кругозор человека, но для талантливых людей книги подобны удобрению в поле (как говорил Бялик) или – подобны росе для цветов (как говорил Шай Бен-Цион[26]).
Сидит себе Горышкин, товарищ наш, и читает новую книгу, которую по доброте своей дал ему библиотекарь прежде, чем прочитал сам. Голова его погружена в книгу, и кончики усов его бегут от строчки к строчке, как указка в руках учителя, и он не замечает ни Соню, ни Ицхака. Ицхак, не видевший его со дня их первой встречи у Рабиновича, хотел подойти к нему и спросить, как его дела, но неловко ему было оставить Соню. А Соня ничего не замечала. Ей не приходило в голову, что ради такого человека, как Горышкин, кто-нибудь может оставить ее.
Рядом с Горышкиным сидел молодой человек со стаканом чая. Он пил понемножку, каждая копейка у него на счету, и вынужден он считать этот стакан за два. Много дней бродил он без работы, пока не обессилел от вынужденного безделья и от голода; под конец нашел себе дело, но как только приступил к работе, заболел. Собрал все свои силы и не обращал внимания на болезнь, ведь если бы заметили, что он болен, его бы сразу уволили. Временами ему удавалось победить болезнь, временами – болезнь была сильнее его. Внезапно очутился он в больнице. Пролежал там два месяца и