Тома машинально глянула в окно вслед гостье. И в испуге отшатнулась, закрыв лицо руками. Она не сразу поняла, что так ее напугало. А когда поняла, то даже посмеялась над собой. Но как-то сухо и неубедительно.
Секунду назад из ее дома вышла двадцатилетняя красавица Марина. И сразу появилась в проеме окна. Но за это время что-то произошло с ее внешностью. Лицо сморщилось и потемнело до черноты, пальцы завязались узлами, она осунулась, словно усохла вдвое. Только грациозная осанка и легкая походка остались неизменны…
Звук заведенного двигателя, донесшийся из-за дома, отрезвил Тому, как холодный душ. Она сообразила, что Марина не могла пройти мимо окна. Она зашла во двор, туда, где навес для машины. Тома выглянула вновь и без труда узнала в осанистой старухе молочницу Мириам Миртад, или Каменную Молочницу. Только теперь Тома с изумлением разглядела, какой монументальной красотой обладает старуха. Та шла, словно танцуя меж двух тяжеленных бидонов в обеих руках.
5
Мириам было девяносто. С тех пор минуло сколько-то лет, но на этой цифре она решила остановиться, и бросила счет. Что смысла считать годы, когда вокруг тебя одни мертвецы. Никому это не нужно. Были дети, были внуки… никого. Теперь они обитают там, за малым перевалом, среди других теней. Только красавица Айшат лежит далеко в горах. Милая вечно одинокая девочка, бриллиантовая королева.
Уж много лет назад Мириам решила, что всевышний забыл о ней. В его скорбном списке ее имя, видно, вписано неразборчиво. Знаете, как бывает… Но шли годы, стирая грани, и теперь в ее собственном списке имя бога не значилось. То есть стерлось от времени. Да и вообще пуст он был, этот список. Пуст, как душа младенца. И вокруг никого.
Жалеть нечего, скорбеть не о чем. Глядя в прошлое, жизнь Мириам можно было назвать счастливой. Было в ней горе, было много радостей. Что говорить, ее дети умерли здесь, в ее доме, от глубокой и честной старости. Она сама закрыла им глаза. В них не было боли, ее Мириам оставляла себе. Только юная Айшат, звезда ясная, ослушалась. И нарушила этот уклад мудрого хода вещей. Чем и стерла окончательно имя творца из жизни и памяти Мириам. Остался белый лист, пустой, как долина Мертвого моря.
Мириам вошла в низкий саманный дом, словно ушедший наполовину в землю. Навстречу повеяло прохладой и чистотой. Она прошла вдоль стен, вынимая из глубоких оконных проемов сухие ветки саксаула, обмотанные овечьей шерстью, как пыльной паутиной. Два часа ее не было дома, а шерсть высохла досуха. Видно, сегодня восточный ветер.
Старуха вынесла ветки во двор, принесла воды из колодца, и долго отполаскивала их в огромной кадке. «В двенадцати водах», так учила Мириам ее мать. Так учила она Айшат. Но теперь Мириам некого стало учить, и однажды это уйдет вместе с нею. В двенадцатую воду старуха добавила меру меда и пригоршню извести, обильно смочила саксаул и вернулась в дом. Каждый куст вложила в свое окно.
Закончив, старуха вернулась к порогу. Два тяжелых молочных бидона стояли у двери. Одинаковые как близнецы. Ломило спину, и красные