Моя вечная будет вина
В том, что дальше она не со мною,
А одна, на коленях, одна…
Осень
Память зря не тревожь
И не стой у окна.
Никого ты не ждёшь,
И она не одна.
Ей сегодня с другим
И светло, и тепло…
Дождь стаккато глухим
Барабанит в стекло.
Серой сеткою дождь
Занавесил поля,
Поздней осени дрожь
Пробрала тополя.
И, печалью гоним,
Потянулся с полей
Над безлюдьем равнин
Долгий клин журавлей.
Словно слёзы сквозь сон,
Тенью стёртых страниц,
Как прорвавшийся стон,
В небе крик чёрных птиц…
Память зря не тревожь,
Не грусти, что один…
В окнах осень и дождь,
Журавлей долгий клин…
«Я пройду по волнам своей памяти…»
Я пройду по волнам своей памяти,
В путешествие жизнь вновь пущу,
Всё предам я забвенью и замяти,
Лишь тебя никогда не прощу.
Я забуду, что спето, что сказано,
Сам себя раскручу, как пращу,
Разрублю всё, что накрепко связано,
Но тебя никогда не прощу.
Лишь в преддверии савана белого,
Что укроет, подобно плащу,
Я прощу тебе всё, что ты сделала,
Но себя и тогда не прощу.
Дома-корабли
Среди черной ночи, среди голой земли
Вдруг поплыли в поля без эскорта,
Свет окошек своих на полнеба разлив,
Великаны дома, не дома – корабли,
От окраины города-порта.
Величавы, громадны, в сиянье огней
Среди ночи плывут молчаливо,
Словно статью любуясь и мощью своей,
Будто нет их на свете стройней и сильней,
Потому каждый рейс их счастливый.
Нет. Дома-корабли никуда не плывут,
Хоть набиты квартиры-каюты,
В них обычные скучные люди живут,
У кого-то из них есть домашний уют,
У кого-то и нету уюта.
И никто не спешит по солёным морям
Открывать Новый Свет и Дакоту —
Чуть продравши глаза, все встают по утрам,
Оставляют извечный домашний бедлам
И привычно спешат на работу.
Даже в мыслях своих, даже в простеньких снах
Против жизни такой не бунтуя,
Увязают в заботах, в житейских делах,
Рассыпаются заживо в пепел и прах,
В узколобом мирке существуя.
И уже не понять, кто живой, а кто нет,
Каждый – робот из плоти и кожи,
Заводной манекен, на пружинках скелет,
Даже лица, как лики со стёртых монет,
Друг на друга уныло похожи.
И летит день за днём, а за месяцем – год,
Всё черствей и мертвей наши души.
Кто хламьё тащит в дом, набивает живот,
Кто копейки с рублями в кубышку кладёт,
А кто водку по-чёрному глушит.
Но