– Ну, Поленька, это опять я. Такой обед сегодня чудный, давай-ка, поешь хоть немного, а я посижу, поговорю с тобой.
– Не хочется мне что-то есть совсем – ответила Полина.
– Нельзя так, девонька. Сил надо набираться, кошка и то больше тебя ест.
– Кошке не просто жить хочется, у неё инстинкт, потомство нужно растить. А для чего жить мне? – с неожиданной для себя злостью ответила Полина. Тётя Шура подняла на нее старческие глаза. Цвет глаз был выцветшим, но сами они были ясными, и было в них нечто такое, что, наверное, и называется мудростью.
– Ты Полюшка, Бога то не гневи, – сказала она строго. Я при больнице – то, почитай пятьдесят годочков уже служу, всего насмотрелась, девчонкой попала сюда, а теперь вот старуха совсем, но вот что скажу: если Господь тебя к себе не взял, значит, кому-то ты здесь нужна. А ты молись, молись Пресвятой Богородице, чтоб помогла тебе, а я вот в храм как пойду, так и поставлю свечку во здравие твое и за доченьку твою, Дашеньку, помолюсь. Вернётся она, обязательно вернётся. Ты верь только. Не оставит Господь невинную душу, защитит. А сейчас, ешь, давай, а то светишься, вся уже.
Полине стало неловко за себя. – Извините меня, тётя Шура, я поем, просто мне сегодня что-то совсем не по себе. Обед и в правду оказался очень вкусным. Неожиданно для себя Полина съела почти весь суп и кусочек яблочного пирога.
– Ну, вот видишь, – обрадовалась нянечка, если есть начала, значит, на поправку идёшь.
После обеда Полина оделась и спустилась в парк, совершенно безлюдный в это время дня. В его старой, заброшенной части у неё было своё любимое местечко, надёжно спрятавшаяся за кустами шиповника, беседка. О ней, похоже, не знал никто из остальных обитателей клиники. Садовник тоже обходил это место стороной, трава там была нескошена, да и сама беседка, покосившаяся, со следами выгоревшей на солнце краски, не настраивала на романтический лад. Но, несмотря на всю неухоженность этого места, Полине здесь нравилось. Плотнее запахнув на себе тёплый больничный халат, она села на ступеньку и подставила лицо нежаркому весеннему солнцу. Закрыв глаза, она принюхивалась к запахам вокруг себя. У неё вообще был свой способ запоминания мест и людей: она запоминала их запахи. Каждый из них ассоциировался у неё с каким-то образом. Он рассказывал ей о привычках человека, его характере. Максим часто смеялся над этим и говорил, что в прошлой жизни, она, очевидно, была собакой, скорее всего рыжим