Небоевые потери. Сергей Николаевич Куприянов

испугался, что она глухонемая, скорее этим она утвердила его догадки и более того – мечты. Да—да, мечты. Он и раньше замечал, что с девочкой почти не разговаривают, говорят только короткие фразы или показывают руками. Ему иногда казалось, что если бы она была глухонемой, то он бы смог с ней «поговорить», ведь вряд ли кто в округе знает этот «язык». И вот теперь призрачные грёзы превращались в реальность. Она и вправду оказалась глухонемой. В другом мире это могло и должно было бы вызвать сочувствие, но сейчас ему казалось, что её неполноценность была скорее достоинством, особым даром её и даром ему, о котором он даже не мог мечтать.

      Каким же нелепым кажется этот зигзаг судьбы, когда глухонемая девочка за тысячи километров от дома становится самым желанным и долгожданным собеседником. Теперь то многое, на которое Вовка не мог получить ответы, становилось понятным. Айна оказалась племянницей Исмаила и его жены и двоюродной сестрой Ахмету. Её родители погибли раньше, в конце восьмидесятых. Она училась в спец интернате в Грозном, но с началом боевых действий в декабре девяносто четвёртого, интернат распустили и её к себе забрал Исмаил. Ей было чуть больше пятнадцати. Она тоже была ужасна рада, что Вовка понимает язык жестов и с головой кинулась «болтать», стремясь выплеснуть всю накопившуюся энергию, впечатления и чувства за время своего вынужденного «молчания». «Говорила» больше Айна, а Вовка наслаждался её грациозными и, в то же время, лаконичными и лёгкими движениями, да и не мог он продышаться никак. Грудь сдавило от волнения и накатившей радости, словно сбывалась самая заветная его мечта.

      «Разговор» оборвал Исмаил. С тревогой посмотрел на Вовку, затем на Айну. Девочка опустила голову и удалилась.

      – Ты понимаешь, что она показывает?

      – Понимаю, – нехотя ответил Вовка, жалея, что об этом стало известно Исмаилу.

      Мужчина замолчал, соображая, чем ему это грозит, да и грозит ли вообще. С недоверием посмотрел на Тонкова.

      – Поди воды принеси. Бочка пустая совсем.

      Вовка кивнул, потом окликнул Исмаила.

      – Хсамда! Я машину починил, надо бы попробовать, как она в ходу… По двору —то не проедешь.

      Исмаил задумался.

      – Пробуй! – махнул он рукой через некоторое время.

      У Вовки внутри сердце подскочило от радости. Он опрометью кинулся за вёдрами.

      Наносив воды, Вовка вернулся к машине. «Москвич» сразу не завёлся, хоть вроде всё по нескольку раз перепроверил. Пришлось перенести «испытания» на завтра. А ночью всё мерещилась Айна, её глаза и улыбка. И фантазиями так себя раздраконил, так размечтался, что проворочался до самого утра, пока петух не прокричал.

      С проблемой в машине Вовка справился быстро – бензонасос не качал. А когда «Москвич» взревел, оглашая своим забытым голосом окрестности, радости не было предела. Он убавил обороты, внимательно, без спешки, послушал двигатель, плавно опустил капот и замер в каком—то