«Госпоже Бринн – для исполнения мечты».
В письме лежал сложенный в несколько раз вексель. Клара медленно развернула его.
– Да здравствует королева, – прошептала она тихо, глядя на цифры, выведенные крупным ровным почерком.
Бертрам привык, что королева всегда заявлялась к нему в шатер без спроса, причем заявлялась неожиданно и нагло, всякий раз выводя его из себя этой показушностью. Он пытался намекнуть, что ему такое положение дел не нравится, – но без особого успеха. Потом она его вообще чуть не придушила, задушив при этом всякое желание спорить – а затем случилось Бронсдли, после которого все изменилось. И все это чувствовали. Но Бертрам никогда бы не подумал, что изменилось настолько.
В тот день он получил вести от южной границы. Плохие вести. Бертрам уже собирался пойти разыскивать королеву – но, подходя к шатру, увидел у входа ее саму. Королева не спряталась внутри, не выпрыгнула на него из темноты, не окликнула со спины – стояла, как все нормальные люди, на виду, так что ее высокую фигуру было заметно издалека. Бертрам удивился. И насторожился. Подошел к королеве, склонил голову в легком поклоне – и окончательно изумился, услышав вопрос:
– Мы можем поговорить?
Он даже не сразу вспомнил, что нужно поднять голову.
– Бертрам? Ты уснул? – окликнула она его чуть резче, и он почти с облегчением вздохнул – это была королева. Не подменили.
– Разумеется, ваше величество, – кивнул он, откидывая полог и жестом приглашая ее войти.
Внутри Бертрам, на мгновение помедлив, направился к оставленным с прошлой ночи бутыли и кубку. Кубок был один, и он обернулся к королеве – но она покачала головой до того, как он успел спросить.
– Вы никогда не пьете? – не удержался он.
– Никогда.
Бертрам кивнул, налил себе. Королева опустилась в небольшое карло, которое он специально завел у себя на случай ее визитов, ему остался табурет.
– Я слушаю, ваше величество, – сказал он, когда молчание стало слишком затягиваться.
– Нам нужно поговорить, – тихо произнесла королева, и Бертрам мог бы съязвить, что об этом уже догадался, – но он видел ее глаза и понял, что она имеет в виду. И она была права.
Им нужно было поговорить. Честно. Без недосказанностей и двусмысленностей. Он понял это после Бронсдли, понял, что против нее нельзя играть, даже немного. Только вместе.
И для этого нужно было все рассказать.
Ну или почти все.
– Я так понимаю, – проговорил Бертрам, отпивая глоток и глядя королеве в глаза, – я первый?
Она кивнула.
Он снова отхлебнул, поморщился, и, не отрывая взгляда от вина на дне кубка, начал:
– Я