Он подошел достаточно близко и вежливо, все-таки не с преступником дело имеет, кашлянул.
– Прошу прощения…
Чайки всполошились, но господин даже головы не повернул. Это было невежливо. И незаслуженно. Городовой для важности одернул ремень, подправляя шашку, и двинулся знакомиться. Птичья стая бросилась наутек, вопя от возмущения и суетясь крыльями. Этого переполоха господин в шезлонге и не заметил. Григорьев еще раз представительно кашлянул и шагнул вперед. Он уже потянул ладонь к виску, отдавая честь, но так и не успел ее донести, застыв на полпути, словно загораживался пятерней от солнца.
На него смотрели спокойные, немигающие глаза. Не это поразило городового до самого основания души. Пред ним предстало зрелище из самых страшных кошмаров, какими, впрочем, Григорьев не страдал. Он понял, чему так радовались чайки. В тот же миг в голове Григорьева словно взрыв раздался, и свет померк в его глазах.
Напарник его Шемякин вовсе не горел желанием заступать на пост. Но Григорьев где-то запропастился. А уж этот лишнего шага не ступит. Может, и вправду что случилось. Не дожидаясь сменщика, Шемякин отправился на поиски. Пройдя положенные улицы, он вышел на пляж. Белый мундир и фуражку он заметил издалека. Григорьев вел себя странно: уселся на песке перед шезлонгом. Шемякин удивился, но кричать на весь пляж было совестно. Борясь с песком, дошел до товарища и позвал. Григорьев только губами шевелил, уставившись в одну точку. Что было совсем странно.
Шемякин тронул его за плечо.
– Миша, ты чего?
Напарник не реагировал, будто спал с открытыми глазами. Шемякин глянул на шезлонг. Только воля и упрямство удержали его, чтобы не сбежать со всех ног. Крепко зажмурившись, он кое-как нащупал свисток, болтавшийся на плетеном шнурке, и дунул со всей силы и отчаяния.
Станция «Сестрорецк» располагается, можно сказать, в центре нашего городка. Ничем вокзальное здание не знаменито: обычный двухэтажный дом из бревен, с верандой вместо балкона. Местные жители разукрасили вокзал, наклеивая объявления о сдающихся дачах, продаже свежего молока, услугах приходящей поварихи и прочих надобностях дачной жизни. Рассчитаны они на пассажиров, что сходят здесь. Из столицы дачники и прочие отдыхающие персоны прибывают в тесных вагончиках, которые тащит за собой крохотный паровичок, похожий на шкатулку с колесиками. Больше паровозы и пульмановские вагоны по Приморской железной дороге не ходят. Да и куда ходить, когда конечная станция «Дюны» находится в трех верстах. А для дачных развлечений транспорт вполне подходящий. Несмотря на игрушечный вид, железная дорога – главное средство сообщения Сестрорецка со столицей.
Первый состав прибывал на станцию в семь утра, выгружал самых отчаянных столичных жителей, доползал до конечной и разворачивался в обратный путь. На перроне в такой час не то что встречающих, даже самых отчаянных теток, торгующих семечками и солеными