– А чего он про этот континент сочинил?
– «Талантом своим покорил континент».
– Это Жуков, что ли?
– Ну! А кто ж ещё?
– Да, действительно…
– Он ещё в словаре высмотрел «контингент».
– Здрасьте! Это уж совсем ни при чём! Вообще другой смысл…
– Я и говорю. А он: «Тебе бы только критиковать! А критика должна быть конструктивной!»
Вечер закончился спокойно и как-то благостно. И спать сегодня, Зоя чувствовала, она будет как убитая.
«Только вот с фамильными сокровищами ничего не выяснилось!» – мысленно повинилась она перед бабушкой Анфисой, уже погружаясь в сон.
Глава 7
Два раза в каждом учебном году Зоя шла на работу, как на праздник. И происходило такое исключительно в дни академических концертов.
В этот день привычное и затёртое до дыр словосочетание «музыкальная школа» вдруг обретало свой изначальный, торжественный и несколько даже аристократический смысл. И даже доносящиеся издалека фальшивые ноты казались в этот день необходимыми, как настройка оркестра перед выступлением.
Учителя были элегантны до неузнаваемости и наэлектризованы до раздражения. Ароматы «Ив Роше» и «Шанели» витали над лестницей. Директор в ослепительной белой рубашке, молодо блестя глазами, спускался в концертный зал. Каблучки учительниц парадно цокали вслед за ним.
Мальчишки в столь же ослепительных рубашках и девчонки с гигантскими бантами толпились у сценической двери. И когда первый эльф в бантах, вспорхнув на сцену и взмахнув ручонками, опускал их на клавиатуру – у Зои, случалось, к глазам подступали слёзы.
Вспоминалось, как приводила их сюда на репетиции Марина Львовна в последний школьный год – за окнами лупил майский ливень, Танька первой садилась к роялю, и Зоя не узнавала её за этим длиннохвостым концертным сооружением. Прелюдии Шостаковича были коротки и непредсказуемы. Одна была тяжёлой, веской, аккорды падали спелыми гроздьями, обрушивались, как стены старинного собора. Марина Львовна говорила: «Здесь я представляю себе леди Макбет на плоту», – и Зоя с Танькой кидались читать Шекспира. Другая же была лёгкой и таинственной, с неожиданными паузами: это незнакомец в длинном пальто и шляпе – уж не Ганс ли Христиан Андерсен? – шёл по городу, вдруг останавливаясь и бросая взгляд в низенькое окошко. И там, куда он посмотрел, происходили чудеса…
Собственно говоря, все чудеса носила с собой Марина Львовна в своих нотах – на первый взгляд точно таких же сборниках пьес и сонат, как и те, что грудами лежали согласно алфавиту в школьной библиотеке. Но нет, не тут-то было, её ноты даже пахли по-особому, и звучать начинали, кажется, сами по себе, едва только она вынимала их из чёрного лакированного портфельчика. И стоило услышать их один раз, как хотелось немедленно повторить вот этот пассаж, и паузу, и лёгкие аккорды сопровождения, и уроки с ней были не уроками, а только обучением волшебству, всем этим чудесным