– Это плохо кончится, друг мой! – серьезно сказала она, не пошевельнувшись.
– О, пусть этому никогда не будет конца, – возбужденно, страстно воскликнул я, – пусть только смерть нас разлучит! Если ты не можешь быть моей, совсем моей и на всю жизнь, позволь мне быть твоим рабом, служить тебе, все сносить от тебя, – только не отталкивай меня!
– Возьмите же себя в руки, – сказала она, склоняясь ко мне и целуя меня в лоб. – Я всей душой полюбила вас, но это неверный путь для тех, кто хочет покорить меня и удержать.
– Я сделаю все-все, – только бы не потерять вас! Потерять вас – этой мысли я не в силах перенести.
– Да встаньте же.
Я повиновался.
– Вы, право, странный человек. Значит, вы хотите обладать мной, чего бы это вам ни стоило?
– Да, чего бы это мне ни стоило!
– Но какую же цену будет иметь для вас обладание мной? Если бы, положим… – Она на секунду задумалась, и в глазах ее мелькнуло что-то недоброе, жуткое. – Если бы я разлюбила вас, если бы я принадлежала другому?
Все тело мое пронизала дрожь. Я поднял глаза на нее – она стояла предо мной сильная, самоуверенная, и глаза ее светились холодным блеском.
– Вот видите, – продолжала она, – вы пугаетесь одной мысли об этом!
И лицо ее вдруг озарилось приветливой улыбкой.
– Да, меня охватывает ужас, когда я представляю себе, что женщина, которую я люблю, которая отвечала мне взаимной любовью, может без всякой жалости ко мне отдаться другому. Но ведь у меня нет выбора! Что же делать, если я эту женщину люблю, безумно люблю! Гордо отвернуться от нее – и в горделивом сознании своей силы погибнуть, пустить себе пулю в лоб?
Я ношу в душе два идеала женщины. Если мне не суждено найти свой, благородный, ясный, как солнце, идеал – верную и добрую жену, готовую делить со мной все, что определено судьбою, – я не хочу ничего половинчатого и бесцветного, я предпочитаю отдаться женщине, лишенной добродетели, верности, жалости. Такая женщина, в ее эгоистическом величии, – мой второй идеал. Если уж мне не дано изведать счастье любви, во всей его полноте, я хочу испить до дна причиняемые ею страдания, муки; хочу, чтобы женщина, которую я люблю, меня оскорбляла, изменяла мне… и чем более жестоко, тем лучше. И это – наслаждение!
– В своем ли вы уме! – воскликнула Ванда.
– Я так люблю вас – всей душой, всем существом своим! – что я могу жить – если мне суждено жить далее – только вблизи вас, дыша одним воздухом с вами. Выбирайте же какой вам угодно из двух моих идеалов. Делайте из меня, что хотите, – своего мужа или своего раба.
– Хорошо же! – сказала Ванда, нахмуривая свои тонкие, но четко очерченные брови. – Иметь человека, который меня интересует, который меня любит, всецело в своей власти, – полагаю, это должно быть занятно; по крайней мере, в развлечениях у меня недостатка не будет. Вы были так неосторожны, что предоставили выбор мне. Так вот, я выбираю: хочу, чтоб вы были моим рабом, я сделаю из вас игрушку для себя!
– О, сделайте! – воскликнул я со смешанным