Странные чашеобразные растения, высотой в два человеческих роста и стволом толщиной в два обхвата, появились на песчаных безжизненных холмах. Не имея возможности добывать питательные вещества их почвы, они приспособились подманивать к себе в пышные кроны птиц, и без остатка усваивали все их испражнения и объедки пищи, что те приносили в гнезда. С равной охотой посаженные в детских домах падальщики поглощали все, что выделяли положенные в кроны младенцы, оставляя их сухими и чистыми. Выращенные возле кухни, они усваивали кухонные отбросы, дохлых мух и крыс, очистки и сгнившие плоды – и вообще все, что не шевелилось и не отбивалось.
Благодаря посаженым в городе падальщикам, Найл смог разом избавиться от главного признака людских поселений, сопровождающего человечество на протяжении всей его истории – вони. Неизменной вони от целых озер фекалий, гор гниющих отбросов, стекающих в реку ручьев грязной воды и мочи. Все это превратилось в тысячи опрятных деревьев с сочными, толстыми зелеными листьями и шершавыми стволами. Отними Богиня падальщиков – в городе ни выгребных ям, ни золотарей уже давным-давно не осталось.
– Ты преувеличиваешь, Найл, – княжна успокаивающе погладила его по волосам. – Подумаешь, мотыльков меньше стало. Помню, у нас в княжестве бароны то каждый день охотиться на жуков-красноспинников ездили, то по несколько месяцев ни одного найти не могли. А год пройдет – и опять все поля ими вытоптаны. Вот увидишь, в следующий раз весь лес в мотыльках окажется.
– В бабочках, – машинально поправил Найл. – Нет, хорошая моя, все не так просто. В Дельте ничего не происходит без воли Богини. Что-то тут не так, не так… Зря я Нефтис туда отправил, она совершенно неспособна ощущать мысли, кроме направленных в ее сознание. Возможно, Богиня что-то говорила, а охранница просто не смогла услышать.
– Но ведь там были и братья по плоти, – напомнила княжна. – Они у тебя все разговаривают, как восьмилапые.
– Братья, – задумчиво кивнул Найл. – И вправду были. Но молоды они все слишком, могли тоже чего-то не понять.
– Самому-то тебе сколько лет, о, мудрейший? – не выдержав, рассмеялась жена.
– Наверное, около двадцати, – пожал плечами правитель. – Но ведь им всем лет по пять, по четыре. А то и по три. Они