– Парень, шевелись живее! Сейчас первая смена придет!
– Быстрее будет, если ты возьмешь швабру и поможешь мне! Языком болтать вы все горазды!
Последняя фраза, сказанная офицеру Армии Спасения, была явно лишней, но об этом я узнал на утренней перекличке, где было сообщено, что мое пребывание в казарме Армии Спасения закончилось. В отличие от грязного бродяги теперь я был чист и пострижен, а одежда – заштопана и выстирана. Еще одним плюсом моего пребывания в казарме было то, что теперь я знал, как выгляжу. Лицо, в принципе, можно было назвать привлекательным. Волосы густые, черные. Глаза темно-карие. К сожалению, возраст я точно определить не смог из-за мощного сложения тела, более подходящего для взрослого мужчины, поэтому пришлось исходить из черт лица. Если судить по нему, то парню было около семнадцати – двадцати лет.
Денег я не получил, зато мне дали направление на работу подсобником в столовой, расположенной в польском квартале. Женщина – офицер Армии Спасения, вручившая его мне, исходила из рекомендации врача: две недели никаких серьезных физических нагрузок. При этом предупредила меня, что платить мне будут пять долларов в неделю плюс бесплатная кормежка, но нет выходных и работать придется с утра до вечера. Я недолго раздумывал. Мне нужна была работа. Мне нужны были деньги. Да и бесплатная еда для моего постоянно урчащего желудка была немаловажным фактором. К тому же все равно с чего-то надо начинать.
Миссис Джексон, давшая мне направление, не соврала. Все было так, за исключением того, что кухня и подсобные помещения представляли собой настоящий свинарник. Кухня представляла собой площадь двенадцать квадратных метров, наполовину загроможденная плитами и столами. Единственный мусорный ящик к полудню был всегда переполнен, а пол обычно покрыт дюймовым слоем растоптанных отбросов. Кладовая представляла собой не столько место для хранения продуктов, сколько столовую для крыс, мышей и тараканов. Крана с горячей водой не было в помине. Греть воду надо было на плите в котле, но пока готовится еда, его приткнуть было некуда, поэтому большую часть посуды