Мои сотоварищи-пассажиры… Все уродливые, злобные, у каждого на коленях черная кошка, рядом – самодельное помело, вокруг мечутся летучие мыши… Мы направлялись на шабаш ведьм, и, разумеется, я знал, кому уготовано быть жертвой…
Принесли мой заказ – отвратительное пойло желто-зеленого цвета, с какими-то маслянистыми пятнами на поверхности. Я взял стаканчик и закрыл глаза. Понюхал – скотч. Я сделал большой глоток и поперхнулся. Скотч.
В желудке разлилось тепло. Сидя с закрытыми глазами, я твердил себе, что нахожусь на борту самолета, летящего в Филадельфию. Я протянул руку и коснулся холодного стекла иллюминатора, ощупал спинку переднего сиденья. Некоторое время слушал бортовой компьютер. Я думал о Коре…
Да, Кора, я иду. Так легко меня не остановить – всего лишь несколькими демонами, упырями, чудовищами. Я знал, что сам придумываю их для развлечения в полете, чтобы сбалансировать свое внутреннее состояние. Схожу с ума? Какое там!.. При следующей нашей встрече я буду исключительно рационален. На происходящее надо смотреть, как на результат приема слабительного, как на благополучный исход всего того, что грызло меня на самом глубоком уровне. Я не схожу с ума. Честно, Кора, ведь не могу же я сейчас сойти с ума? Это было бы верхом иронии: обрести столь многое – тебя, свою истинную личность – и сразу все потерять, сойдя с катушек. Нет, я должен верить, что все это служит высшей цели – рациональности. Именно так…
Я сделал еще глоток. Уже чуть лучше. Пока, по сути, я совершенно невредим. И разве участники шабаша не расслабились сами, потягивая из своих стаканчиков? Вздохни, Белпатри. Когда это ты бросил курить? Ты вроде бы имел обыкновение…
А затем чаши весов дрогнули, и я понял, что попался.
– Не желаете перекусить, сэр?
Отказываясь, я машинально открыл глаза. Стюард был все тем же чудовищем, но мой взгляд упал вниз, на открытый храм с колоннадой и скульптурами, где юноши играли на флейтах, а девы танцевали. А посреди храма на некоем подобии алтаря меж пылающих жаровен две седовласые старухи голыми руками раздирали младенца, перемалывая челюстями его косточки, то и дело вытирая кровь, струившуюся из их ртов. Они почувствовали мой взгляд, подняли головы и затрясли кулаками.
Это было кошмарно, и все же так знакомо…
– «Снег»! – вырвалось у меня. – «Снег»! Черт побери, помню!
Сон Ганса Касторпа в главе «Снег» романа Томаса Манна «Волшебная гора». Изучая в университете литературу, я прочитал эту книгу, о чем упомянул Энн. Оказывается, она тоже читала ее. Как-то мы целый вечер обсуждали значение этой сцены, слияние аполлонического и дионисийского, классического и бесформенного, интеллектуального и эмоционального…
Энн знала, какое впечатление произвел на меня когда-то