Пауль встал в кузове на дрожащие ноги. Посмотрел на грязную одежду и поморщился. Хотел отряхнуться и не стал, решив предстать перед представителем посольства в самом затрапезном виде, чтоб тот сразу уяснил, как плохо обошлись с ним русские. Спрыгнул на пыльную землю и огляделся. Командир отряда скомандовал:
– Темрикоев, уведи иностранца в камеру. Выбери, которая получше…
Мовсар вытянулся. Серо-синие глаза взглянули на журналиста и мягкий голос произнес:
– Пошли…
Сержант сопровождал немца один. Они удалились от майора метров на десять. Пауль тихо сказал:
– Слушай, если поможешь мне бежать, я заплачу тебе сто тысяч евро и расскажу кое-что интересное про ваши горы. Мы можем оба стать очень богатыми…
Мовсар задумчиво ответил:
– Меня больше интересует наше сходство. Мы похожи глазами…
Грассер упрямо гнул свое:
– Двести тысяч евро! Помоги мне бежать! Мне надо попасть под Агишбатой…
Темрикоев вздрогнул и даже остановился:
– Куда?.. Агишбатой?.. Я не ослышался?
Пауль зло прошептал, заходя в дверь строения:
– Да, именно туда! В горах скрыт клад. Мне сейчас чихать, как говорится по-русски, на ваших боевиков и фильм. Здесь все не так, как я думал…
Разговор пришлось прервать. Навстречу шли два омоновца, которые отводили в камеру старого чеченца. Это дало возможность Грассеру разглядеть помещение. В нем не было ничего примечательного: длинный коридор по обе стороны которого имелись камеры с навешенными тяжелыми засовами и небольшими решетчатыми окошечками вместо тюремных глазков. Их было восемь. С потолка свисало три тусклых лампочки. Мовсар подвел пленника к предпоследней двери. Откинул засов в сторону. Грассер, не теряя надежды, горячо зашептал:
– Разве ты не хочешь стать богатым? Я клянусь, что говорю правду! Помоги мне бежать и я поделюсь с тобой!
Темрикоев молчал. Распахнув дверь, указал рукой внутрь:
– Заходите…
Сердце журналиста упало: омоновец не клюнул на его посулы. Впереди ждал скандал и весьма вероятное увольнение с газеты. И это в лучшем случае. В худшем, ему предстояло сидеть в русской тюрьме. Пауль вдруг понял, что Штайнер моментально открестится от него и денег он в этом случае не получит. Немец запаниковал и в этот момент решение пришло. Уже входя в камеру, он сказал:
– Мой дед воевал в этих местах!
Чеченец тут же спросил:
– Где?
– Они базировались в Агишбатое. Его звали Герхард Реккерт…
Фамилия ничего не говорила Мовсару, но вот имя… Он, уже готовый захлопнуть дверь камеры, остановился на мгновение, а затем все же закрыл, ни о чем не спросив.
Грассер прошел к голым нарам и сел, обхватив голову ладонями. Все было кончено. Он с ненавистью огляделся в тесном помещении без окон и застыл…
Канарис спал на диванчике, неизвестно откуда притащенном его