– Жрите, бляди!!! Сволочи!!! Жрите!!! – вопил Никодим Вельяминович, заражая смертью подливы и бульоны, соки и воды.
Никто не решался приблизиться к нему. Десятки людей жались к стенам, по периметру зала, затравленно наблюдая за последствиями вспыхнувшего кризиса. Столовая превращалась в арену буйства, напоминая съёмочную площадку какого-то грандиозного фильма-катастрофы – про то, как, например, комета сталкивается с Кинг Конгом на фоне девятого вала и сразу нескольких землетрясений.
Конечно, долго так продолжаться не могло. Стерев в порошок всё, что попалось под руку, и бросив его вслед за ядом в поварские кастрюли, Никодим Вельяминович покинул арену. Прямо по лестнице, не дожидаясь лифта, он бросился к своему рабочему месту, не отдавая себе отчёта в том, что надлежит теперь предпринять, к чему тогда готовиться его сослуживцам. Почти на всех лестничных площадках курили разомлевшие от трудовых натуг сотрудники института; они с изумлением видели странного до неузнаваемости человека, который стремительно нёсся вверх, никого и ничего как будто не замечая, словно там, наверху, или, скорее, внизу, откуда он бежал, происходило страшное, самое что ни на есть ужасное, противное натуре любого человека. Однако Витийкин так быстро перебегал с этажа на этаж, что ни вид его, ни стремительность, ни хриплое дыхание, ни бешеный блеск в глазах, не смогли увлечь очевидцев за собой. Никодим Вельяминович даже в самый критический момент своей жизни оставался фатально одиноким.
Чем выше он поднимался, тем большее просветление ощущал в голове, ярость улетучивалась. В холл двадцать четвёртого этажа он вышел совершенно спокойным и остановился в нерешительности.
«А дальше что? – подумалось Никодиму Вельяминовичу. – Нынче же всё напрасно… Больше никогда… не буду…»
И вдруг озарение – радостное, словно первый летний дождь в детстве – посетило его.
– Я пойду домой… – тихо сказал Никодим Вельяминович.
И так это просто, правильно и счастливо показалось ему. Что вот прямо сейчас можно взять и отправиться домой, в свою квартиру, не дожидаясь окончания рабочего дня, ни у кого не отпрашиваясь, отвергнуть всё, избавить себя от всего, отринуть вериги, освободиться, принять в кои-то веки ясное, ответственное решение. Что можно выйти наружу самостоятельным человеком, распоряжающимся личным достоинством, как и до́лжно, значит, всегда поступать. Всегда! А ведь сколько времени упущено! Прошли годы – без цели и отрады, без видимых достижений. Обязанности в одном меняли обязанности в другом, клетка спирала дух. Махоньким зверьком себя чувствовал Витийкин, тщедушной личинкой; да и как чувствовал! – подспудно, со страхом, во сне, боясь признаться, страшась возможного разоблачения. Но… нет… не сейчас. Не сегодня. Сегодня уж – всё!
Прозвенел звонок, возвещающий прибытие лифта на этаж.
«Теперь уж кончено!.. Довольно вам мучить меня…» –