В отражении глаз цвета неба. Виктория Вольская

не пила. Я вообще не пью текилу. Я предпочитаю белое сухое вино, – я встала с постели, мне неуютно находиться рядом с ним, лежа в кровати. Он удивленно смотрит на меня. Одна бровь у него, прямо сказать, приподнялась очень высоко. Я посмотрела на себя. Да, я не переоделась и спала в одежде. И что? Наверное, его жена такого себе не позволяла. Судя по количеству кремов и разных тюбиков у нее на столике, вечерний ритуал перед сном занимал у нее немало времени. И наверняка, она ни разу не ложилась в постель так, как я. А я еще и косметику с лица не смыла. Наверняка у меня тушь осыпалась. Ну и красавица я – не умытая, с торчащими в разные стороны волосами, в помятой одежде. Сама собой горжусь.

      – Опять начала? Долго ты еще будешь продолжать эту нелепую игру?!

      – Знаете, я устала вам повторять одно и то же. Поэтому с этого момента я вообще с вами разговаривать не намерена.

      – Вот так значит?

      Я молчу и смотрю на него с вызовом.

      – Твое молчание, Ира, – он подошел ко мне и произнес прямо в ухо, – самый лучший подарок для меня.

      – Серьезно, будешь молчать? – он отходит от меня на несколько шагов.

      Я киваю.

      – Вот прям, совсем—совсем? – уточняет он, слегка улыбаясь. Интересно, что он задумал?

      Я снова киваю.

      Он подходит к туалетному столику и берет в руки флакон с духами.

      – Знаешь, что я хочу сделать с ними? – спрашивает он.

      Я отрицательно киваю, не прерывая зрительского контакта.

      – Я хочу их разбить, – он открыл крышечку флакона и вдохнул аромат, а потом скривился, будто там и не духи вовсе. – Всегда ненавидел этот запах, и ты это знаешь, и специально поливала себя ими с головы до ног. Уверена, что не хочешь меня остановить?

      Я молчу. Мне по сути все равно. Не мое же.

      – Они очень, очень дорогие, – медленно продолжает он, – хотя ты никогда не считала мои деньги.

      Я молчу.

      – Их нельзя купить в России. Только в Эмиратах, в одном единственном магазине. Специально под заказ, лично для тебя.

      Меня это вообще не интересует. Я так и стою молча на месте.

      Он размахивается и со всей дури и бросает флакон на пол. Он разлетается в дребезги. В нос ударяет очень приторный цветочный аромат. От его концентрации немного затошнило. Но я сжала зубы, чтобы не послать его очень и очень далеко.

      Но на этом он не останавливается. Он подходит к платинному шкафу и открывает его. Немного роется среди вешалок и достаёт очень красивое платье нежно сиреневого цвета. Платье вечернее, лиф платья украшен мелкими камнями, уверена, что драгоценными. Оно великолепно.

      – У тебя куча эксклюзивных платьев, я могу, например, порезать это платье на лоскуточки или мне разорвать его руками на твоих глазах? Ты все так же будешь молчать?

      Но как бы мне не было жалко эту красоту, я сильнее стискиваю зубы и делаю безразличный вид.

      Он медленно рвет его. Боже, что он делает? Невыносимо слышать звук рвущейся ткани. Пусть вещь и не моя, но безумно