Андрей разговорился здесь с одним из приятелей, а когда хватился парнишку, увидел, что тот сам проталкивается к нему с испуганным и загадочным лицом.
Обычно путешествие по базару они заканчивали возле кузницы, где два молодца плющили раскаленное железо, на ходу изготовляя и продавая лемеха, клещи, шкворни, подковывали лошадей, но тут Тишок настойчиво потянул Андрея в сторону дома. Вел себя беспокойно: оглядывался, прижимался к ноге Андрея. Только когда базар скрылся за поворотом, начал успокаиваться.
– Что? Что случилось?
Парнишка загадочно, заискивающе улыбался, опускал голову.
А когда вошли в землянку и зажгли лампу, Тишок вдруг сунул руку под полу ватника и вытащил обезьянку.
«Цап – и в рукав!» – объяснил. Счастливо рассмеялся.
Увидев выражение лица Андрея, пошел задом к топчану.
«Нет! – говорило его лицо. – Не отдам!»
Андрей не знал, что нужно сделать. То ли заставить отнести игрушку или деньги продавцу, то ли выбросить обезьянку, то ли наказать парня.
Разжег печку, сел у дверцы, достал дудку.
Через полчаса Тишок осторожно подошел, положил перед ним обезьянку: «На».
Андрей погладил его по голове и ничего не сказал.
С того времени перед выходом на базар давал трешку.
Однако будущее показало, что следовало все же выдрать мальца или хотя бы забросить игрушку в сугроб.
Когда Тишок стащил карманные часы в доме, где перекладывали голландку, Андрей жестоко выпорол его. Но это не помогло…
…Моя семья во время войны жила в Челябинске, и после победы я поехал к ней. Ужасно мне почему-то не понравился город, но делать нечего – из писем знали, что здесь наш дом сгорел, а там мои и на работу устроились, и жилье кое-какое имели… Нет, люди там хорошие, славные, но вот улицы, дома – иду и глаза закрываю, так мне тошно вокруг себя глядеть. Правда, месяца через три-четыре начал привыкать. В конце концов – крупный промышленный центр, большое будущее, – уговаривал себя, – для детей возможности. А еще через полгода так затосковал, будто смертный час почуял. Кто знает, может, и почуял… Я с войны совсем плохой вернулся: легкие, как решето, астма развилась такая, что веревка на шее легче. К ночи особенно. Все в постель, а я голову в форточку… В общем, не выдержал, собрал денег и сразу после Нового года, на каникулах, поехал.
Четверо суток добирался. Когда вышел на своей станции – все, мне уже ничего не важно, ни родина, ни чужбина.
На станции, правда, повезло: сразу нашел попутную машину. Сел в кабину да и задремал. Слышу, шофер трясет: «Вылезай, земляк, приехали!» Спрыгнул на снег и чувствую – что-то со мной не так, что-то случилось. И понял: дышу. Хватает воздуха!.. Нет, это не каждый поймет. Сперва страх: сейчас не хватит. Хватило. Опять хватило!.. И с каждым вдохом слаще. Ни с жаждой, ни с голодом не сравнишь…
Иду по городу, кругом пепелища, только печи торчат,