Измайлов выслушал задание очень внимательно, а затем, задумчиво покусывая травинку, сказал:
– Знаете, кажется, что-то у нас уже происходит…
Действительно, один из подпольщиков, работавший официантом в казино, слышал, как несколько офицеров за его столиком говорили о каком-то новом оружии, которое вот-вот поступит и которое по своему воздействию превосходит все ранее существовавшее.
Никаких других подробностей официант больше не уловил, и сообщение его особого интереса у Измайлова тогда не вызвало: гитлеровцы периодически для поднятия уже порядком пошатнувшегося духа собственной армии, а также для устрашения населения распространяли слухи о появлении нового мощного оружия, способного разом решить исход войны. Но теперь проходить мимо таких сообщений было нельзя – за ними могли стоять серьезные факты.
– Это дело первостепенной важности, – такой приказ был отдан Измайлову, – ищите химические снаряды, используйте для этого все возможности, все связи. Но соблюдайте полную секретность, даже привлеченные к поискам подпольщики не должны знать без крайней надобности, что именно они ищут…
8
Как-то незаметно подползла дата, которая невольно заставила Пашу горько вздохнуть: два года оккупации… Чем они были для нее, эти два года? Кошмарным сном? Нет. Реальность, действительность, от которой ни убежать, ни очнуться.
Оккупация стала привычной формой существования. Именно существования, потому что жизнью назвать происходившее день за днем было невозможно. Привыкла… Паша горько усмехнулась. Да разве можно привыкнуть к тому, чему отчаянно противилась ее душа? А потом подумала, что да, привыкла. Но не к оккупации. Привыкла к другому – подавлять собственные чувства, научилась владеть собой.
Странная теперь у нее была жизнь. Даже не одна, а целых три жизни – не многовато ли для двадцатичетырехлетней девушки? Одна жизнь оставалась где-то там, за двухлетней чертой. Там были и тихий деревянный Ржев, и шумная Москва ее студенческих лет, и Луцк, каким он был в тот день, когда она впервые вышла на перрон городского вокзала. Вспоминалась Паше то длинная очередь к институтской кассе в дни выдачи стипендии, то «Чертово колесо» в Сокольниках, или – курьезнейшее зрелище – двухэтажный экспериментальный троллейбус на улице Горького, или сверкающий хрусталем знаменитый Гастроном № 1, который все москвичи упорно продолжали называть «елисеевским». Впрочем, воспоминания о довоенных московских магазинах Паша всегда спешила прогнать поскорее.
Иногда тот мир давал знать о себе и совершенно случайно. Подклеивала как-то Паша обои в углу своей комнаты и обнаружила обрывок старой московской газеты. На заляпанной мучным клейстером полосе только и сумела она разобрать, что в неизвестный ей день неизвестного года московский «Спартак» выиграл с крупным счетом у киевского «Динамо», что в театре сада «Эрмитаж» выступает