Наконец, призыву и мобилизации не подлежали ряд категорий заключенных-мужчин, которые по возрасту и состоянию здоровья были годны к военной службе. Общее число таких лиц могло достичь за годы войны 1 млн человек [51].
Надо помнить еще и о том, что доля мужчин военнообязанных возрастов среди русских и большинства других народов СССР была гораздо меньшей, чем у немцев, австрийцев, венгров и большинства других народов противостоявшей нам в войне стороны. Это было обусловлено ощутимо более высоким уровнем смертности населения СССР и России в трудоспособном и детском возрасте в течение не только 30-х годов, но и всех предшествующих десятилетий, а в отдельные годы катастрофически более высокой – в 1919—1922 и 1933 годах. Одновременно большие потери населения вследствие более высокой смертности в СССР замещались благодаря гораздо более высокой рождаемости [52]. Следовательно, доля детей и подростков в населении СССР была гораздо большей, а взрослых – гораздо меньшей, чем в населении Германии и союзных ей стран. Поэтому, к примеру, число военнообязанных этнических русских, с одной стороны, и этнических немцев и приравненных к ним лиц, с другой стороны, в абсолютных величинах накануне войны было не вполне пропорциональным соотношению их общей численности. Для русских это число военнообязанных можно оценить на момент начала войны примерно в 17 млн человек, а для немцев и приравненных к ним лиц – в 20 млн человек (более конкретное и подробное обоснование этих цифр дается в следующей части книги).
Другое дело, что война потребовала от СССР большего напряжения сил, и советское руководство смогло поставить под ружье и к станку своих граждан в процентном отношении, несомненно, больше от имевшихся мобилизационных и трудовых ресурсов. Помимо максимально возможных масштабов мобилизации мужчин военнообязанных возрастов (и даже 1890—1891