Или…
– Еще кто-то погиб? – спросил Шатов хриплым голосом.
Хорунжий демонстративно посмотрел на часы:
– Десять минут. Неплохо.
– Неплохо? – Шатов скрипнул зубами, стараясь удержаться от очередной вспышки ярости.
– Неплохо, – спокойно подтвердил Хорунжий и достал из ящика стола еще три пластиковые папки.
Шатов зачарованно смотрел на его руки, перебирающие листы бумаги.
– Еще три случая. Минимум три случая, – тяжело вздохнул Хорунжий, – понимаешь, Женя, если бы все упиралось только в этого Перегона, тебя бы просто вызвали в райотдел, сняли показания, проверили алиби и поставили бы этот случай на учет. Но…
– Что «но»?
– Вчера было обнаружено тело некоего гражданина, перерезавшего себе вены в ванне, – Хорунжий извлек из папки фотографию и положил ее перед Шатовым, – он пролежал в воде почти два дня. На полу, рядом с ванной, лежали подписанные конверты с прощальными письмами. Два конверта. Один – для жены. Второй – для некоего Евгения Шатова.
Хорунжий сделал паузу, ожидая реакции Шатова, но тот промолчал.
– В первом конверте три четыре слова о невозможности больше жить. Во втором… – Хорунжий положил поверх фотографии ксерокопию записки.
Шатов еле сдержался, чтобы не вскрикнуть.
Я вернусь, было написано в записке.
Те же слова, которые прозвучали в предрассветном лесу. Я вернусь, сказал Дракон.
Шатов помотал головой, отгоняя видение.
Этого не может быть. Не может быть. Он не мог выбраться из болота. Не мог. Или…
– Кто третий? – выдавил из себя Шатов.
– Прошлой ночью несколько человек перелопачивали недавние дела, надеясь найти хоть что-нибудь, на всякий случай. И нашли.
– Что? Да не тычь мне фотографии, просто скажи…
– Просто скажу, – кивнул Хорунжий. – Неделю назад на улице был убит гражданин… короче, лицо кавказской национальности. Обрезком трубы по голове. Аккуратно, в висок. Обрезок был завернут в газету, которую приобщили к делу в качестве вещественного доказательства. На ней были какие-то отпечатки пальцев.
– Мои?
– Не, не твои. Газета была давняя, еще весенняя. «Новости». На первой странице…
– Полосе, – механически поправил Шатов.
– На первой полосе была твоя статься. Большая, с фотографией.
– Мало ли, где они ее взяли…
– Мало, ой, брат, мало. Но для начала небольшой паники вполне хватило.
– И меня теперь привлекут как подозреваемого?
– Нет, брат, не привлекут. Вернее, – поправил себя Хорунжий, – привлекут, но не в качестве подозреваемого, а в качестве помощника.
– Что? – Хорунжему показалось, что он ослышался.
– Помощника. Добровольного.