Следующим был тамплиер, Буа-Гильберт. Священник-воин. Лукаса всегда поражало то, сколько представителей церкви сначала проповедовали учение Христа, а потом отправлялись в мир умываться кровью в его славу, как тот же папа-воин Юлий II. «Уверуй в мир и любовь, иначе я убью тебя», – подумал Лукас. Старая песня. Чтобы получше рассмотреть Буа-Гильберта, Лукас сделал вид, что примеряет свой шлем и хочет проверить соединения. Он опустил забрало и подкрутил увеличение изображения.
Тамплиер хорошо выглядел, казался загорелым и смуглым, и у него были самые злые глаза, которые когда-либо видел Лукас. Он мог бы дать фору Аттиле в категории «Если бы взгляд мог убивать». И тут он заметил забавную особенность его копья.
В деревяшке, прикрывавшей наконечник копья, была еле заметная, толщиной в волос, трещина. Из которой высовывался самый кончик оружия. В момент контакта дерево расколется, и острие копья нанесет удар. Все будет выглядеть, как случайность.
Раздались фанфары, оба рыцаря пришпорили лошадей и перешли в галоп. Скакун Буа-Гильберта был тяжелой, мускулистой строевой лошадью, которая определенно превосходила ростом большинство остальных лошадей. Его соперникам поневоле приходилось наносить удар снизу вверх, что сразу ставило их в невыгодное положение. Кроме того, его щит с вороном, несущим в когтях череп, был увеличенного размера и тяжелым. В этом не было ничего плохого, но это демонстрировало, что их владелец позаботился о получении всех возможных преимуществ. Нельзя сказать, что Лукас его осуждал, учитывая хитрые стрелы Бобби и его собственный доспех из найстила.
Буа-Гильберт несся подобно джаггернауту, держа свой щит низко и опустив голову. Лукас не смог найти недостатка в его технике. Она казалась безупречной. Он ударил соперника за щитом, прямо в грудь. Рыцарь был натурально вырван из седла. Вполне ожидаемо дерево раскололось, и, когда оруженосцы бросились к упавшему рыцарю на помощь, они обнаружили его совершенно мертвым.
Все было кончено. Были и другие вызовы, но после демонстрации силы домашней команды, никто особо не рвался попытать удачу. Оставшийся норманнский рыцарь, де ла Круа, восседал без шлема на своем гнедом жеребце. Рыцарь в красном выглядел почти скучающим. Лукас выждал, пока герольды не прокричали еще дважды о желающих бросить вызов, после чего решил, что время пришло. Других желающих не было. Он сказал Хукеру, чтобы тот заплатил пареньку и отослал его восвояси, зашел за палатку и взобрался в седло. Ему не требовалась чья-то