Наше счастливое время. Кон Джиён

припомнить, как вчера всю ночь, сидя перед монитором компьютера, скрипела от ненависти зубами и представляла, что эти отморозки могли мастурбировать перед моей фотографией, напечатанной в журнале, когда я была популярной певицей.

      Однако что-то все время мешало настроиться по-боевому. Может, замечание надзирателя о заключенных без единой воны на счету и упоминание тех, у кого за полгода не набирается и тысячи! А может, признание заключенного-смертника в том, как они решили отказаться от обедов до тех пор, пока священник не поправится…

      И как они молились, чтобы Господь вместо этого святого человека забрал первыми их грешные жизни… Также рассказ про Юнсу, который отдал деньги, полученные от тети, старику на пожизненном заключении… Как ни странно, все это не выходило у меня из головы. И эти эпизоды, будто клейкие рисинки, слепились в подобие снежного кома и боролись с другим, слепленным из страшных слов приговора «убийца и насильник семнадцатилетней девушки». И они, как два схватившихся снеговика, или же бычка, сцепившихся рогами, пытались победить друг друга.

      Его лицо будто бы стало еще бледнее по сравнению с прошлым разом. В уголках глаз проскальзывал намек на улыбку, хоть и неявный; впрочем, свирепость тоже давала о себе знать. У меня не было никакого желания хоть как-то содействовать тете в ее пошлом спектакле, называющемся «Перевоспитание», которому она посвятила целых тридцать лет своей жизни. Кроме сегодняшнего останется всего лишь два посещения, и адью… – подойдет к концу обещанный мною месяц. После чего я смогу с чистой совестью пойти к дяде и отчитаться: как и было оговорено, я встречалась с заключенными-смертниками и избавилась от навязчивого желания самоубийства, благовествуя им, – все по тетиному плану. Дядя, конечно же, обрадуется, ведь он добряк. А обмануть простодушных людей ничего не стоит. Так как они, не умея лгать, даже не могут допустить мысли, что кто-то может их обмануть. Хотя, возможно, внимательно посмотрев мне в глаза, дядя скажет: «И все же тебе не помешает хорошенько выплакаться…» Я в ответ попрошу прощения, потому что он все-таки человек что надо!