Такова евангельская вера нас, грешных; таково апостольское исповедание нас, смиренных; таково преданное от отцов богопочтение нас, нижайших! Паче этого, если не только кто-нибудь из нынешних или древних, но если Петр и Павел, – говорим о невозможном как бы о возможном, – и даже если пришедший с самых небес [Ангел] станет учить и проповедовать (ср. Гал. 1:8), то мы не можем принять его в общение, как не согласующегося со здравым учением веры. Наконец, как бы ни было угодно вашей власти, наше смирение готово скорее страдать до смерти, нежели отречься от такого искреннего нашего исповедания.
72. К Иосифу, брату и архиепископу <1>[482]
(192) <NPB. 8 (1). p. 1> Я получил письмо от твоей святости. Узнав из него о твоей беседе с властителем[483] (τον κρατούντα) и в конце концов о твоем благословенном изгнании, восстенал я, смиренный (как же иначе?), однако прославил Бога, прославившего тебя этим[484]. И вот я радуюсь, возлюбленный брат, и сорадуюсь твоей удаче, горжусь твоим торжеством или, разумеется, изгнанием, как царствующие – своими венцами. Кто дал бы мне возможность видеть твое желанное лицо! Я жадно бы обнял тебя, который вот уже в третий раз подвергаешься изгнанию и заключению за правду Божию[485]. В самом деле, твоя добродетель терпела ущерб, пока ты жил в монастыре[486], и была как бы под спудом. Теперь она возносится на подсвечник и светит всей Церкви (ср. Мф. 5:15). Так желавшие скрыть твою добродетель содействовали ее торжеству. Прекрасно изгнание и других святейших епископов[487] и вполне заслуживает похвалы, но не может быть поставлено рядом с твоим. Почему? Потому что однократно и не развивается от силы в силу (Пс. 83:8) подобно твоему, троекратному и трехчастному. Поэтому хвально имя твое, славен подвиг твой, вечно веселие твое. Мы разлучены друг с другом и расселены, но милостив Бог соединить нас и поселить вместе навеки. Может быть, Ему благоугодно будет и здесь дать нам возможность опять лицезреть друг друга.
Мы отправили святых отцов и братий, в том числе и доброго Калогира, который почил на руках у тебя, который как бы по повелению Бога, а не тленного царя покинул Фессалонику и <p. 2> пришел в Саккудион[488]. Двоим мы предоставили беседу – не знаю, какую для людей, но для благочестивых – добрую,