– Я подумал, – ответил он, – что вы читаете мою душу и что в вашем божественном сострадании вы сжалились надо мной.
– И вы не строили отчаянных и безрассудных планов? Не собирались руками разорвать мои цепи?
Дон Альваро не ответил, и донья Беатрис продолжила с упреком:
– Вот видите, ваше сердце вас не обманывает, я читаю в нем как в открытой книге. Однако знайте, недостаточно того, что вы меня любите, вы должны поверить мне и благородно ждать. Я не хочу, чтобы вы восстали против неба, чью волю исполняет мой отец, потому что, как я вам уже говорила, никогда не запятнаю свое имя неповиновением.
– О, Беатрис! – ответил дон Альваро поспешно. – Не осуждайте меня, не выслушав. Вы не знаете, что значит жить, лишившись вашего присутствия, вы не знаете, как разрывает мне сердце мысль о ваших невзгодах, причиной которых стал я, несчастный, и не иметь возможности положить им конец. Когда я видел, как вы, всеми любимая и почитаемая, счастливы в вашем доме, весь мир казался мне бесконечным весельем, радостным религиозным праздником, на котором все благодарят Бога за те милости, которыми он щедро их осыпает. Когда вечером пели птицы, это вы со мной говорили их трелями, журчанье ручья восхищало меня, поскольку в нем я слышал звуки вашего голоса, и казалось, что само одиночество сгущается в благоговейной тишине лишь только для того, чтобы услышать ваше имя из моих уст. Но сейчас вся природа поблекла, люди рядом со мной бродят грустно и молчаливо. В моих сновидениях я вижу вас, бредущую по мрачному монастырю с расстроенным, заплаканным лицом, распущенными волосами, и эхо одиночества, что раньше повторяло за мной ваше имя, теперь возвращает мне только мои стоны. Что вы хотите? Отчаяние в тот миг заставило меня согласиться на то, чтобы вы страдали из-за меня, в то время как у меня была шпага, чтобы разрубить ваши цепи.
– Спасибо, дон Альваро, – ответила она растроганно. – Я вижу, как сильно вы меня любите, но вы должны поклясться здесь, перед Богом, что вы ничего подобного не совершите без моего согласия. Вы можете принести меня в жертву ради вашей славы, но я уже сказала, что не ослушаюсь своего отца.
– Я не могу поклясться вам в этом, сеньора, – ответил кабальеро, – вы же видите: дело уже дошло до жестокого преследования, и, возможно, только оружие может спасти вас. Поймите, они могут насильно привести вас к алтарю и там вырвать ваше согласие.
– Не думайте, что мой отец способен на такую подлость.
– Но ваш отец, по его словам, – с гневом ответил дон Альваро, – уже дал свое обещание графу и считает, что он заботится о вашей чести и чести вашего дома.
– Тогда я попрошу графа о встрече, откроюсь ему, и он отступит.
– Кто, он? Он отступит? – воскликнул дон Альваро, выходя из себя. Его голос эхом отдавался в церкви. – Отступить, когда именно в вас упираются все его планы! Клянусь честью моего отца, сеньора,