миллионы обрывков перехваченных разговоров, он не нашел в них ни единого смутного намека, ни малейшего признака, ни кончика ниточки, дернув за которую, можно было вытащить какую-либо неприятную неожиданность. В успокоительных тонах были выдержаны и донесения, отправляемые министру внутренних дел, но не только они, но и рапорты действенной и расторопной военной контрразведки, которая, ведя следствие сама по себе и независимо от своих гражданских коллег, предоставляла полковникам психологической службы и информационных войск сведения схожие и сводившиеся в сухом остатке к фразе: На западном фронте без перемен, что сделалась классической, но, ясное дело, не принимала в расчет только что погибшего солдата. И не было ни одного должностного лица – от главы государства до последнего референта, – которое бы не вздохнуло с облегчением. Слава тебе, господи, ретирада пройдет спокойно, не нанеся слишком уж сильных душевных ран населению, которое в немалой своей части уже, наверно, раскаивается в своем необъяснимом, как на него ни погляди, поведении, но, невзирая на это, на поведение свое то есть, являет гражданское чувство, достойное всяческих похвал и открывающее светлые перспективы, ибо ни словами, ни поступками не выказывает враждебности к своим законным правителям и представителям в этот миг горестной, но неизбежной разлуки. Так утверждали все источники, так и произошло на самом деле. В два часа тридцать минут пополуночи вся правительственная братия готова уж была перерезать стропы, что удерживали ее в президентском дворце, в премьерской резиденции, в разнообразных министерствах. Блистающие черным лаком лимузины выстроились в ожидании, вооруженная до зубов охрана стерегла грузовики с документами, отряды полиции заняли позиции, готовясь в случае чего плюнуть отравленной колючкой, кареты скорой помощи прогревали моторы, а внутри еще открывались и закрывались последние ящики и шкафы, эвакуирующиеся – или дезертирующие, как следовало бы в высоком штиле назвать их – правители со стесненным сердцем собирали последние памятные, милые сердцу вещицы – групповую фотографию, снимок с дарственной надписью, сплетенное ли из волос кольцо, статуэтку ли богини счастья, точилку ли школьных времен, чек или неподписанное письмецо, кружевной ли платочек, таинственный ключ, испорченную авторучку с выгравированным именем, листок с чем-то компрометирующим и другой листок с чем-то компрометирующим, но на этот раз – коллегу из соседнего отдела. Сколько-то человек едва сдерживали слезы, иные – мужчины и женщины в равной степени – с трудом перебарывая волнение, спрашивали себя, доведется ли когда-нибудь вернуться в родные места, бывшие некогда свидетелями их восхождения по лестнице должностей и чинов, а иные, к кому судьба оказалась не столь благосклонна, мечтали, отринув разочарования и позабыв о несправедливом устройстве мира, как новые обстоятельства даруют и новые возможности, а те
