За пеленой дождя. Анна Карлссон

жажду. Питаться рекомендовалось стеблями сельдерея и салатными листьями. К концу недели я была похожа на обитателя лагеря. Понятно, что не пионерского. На утро торжественного дня я была записана в парикмахерскую. К счастью, эта была не привычная мне парикмахерская за углом, где над моей головой издевались все мастера по очереди, добиваясь в своем умении потрясающих результатов. Евгений записал меня в дорогой салон, где над прической трудились не меньше двух часов. Потом визажист опытной рукой сделал из моей измученной физиономии пышущую здоровьем красавицу. Я внимательно следила за каждым его движением, надеясь научиться чему-то. Но он, как фокусник, почти не прикасаясь к моему лицу, сумел изменить его до неузнаваемости.

      Заехав за мной, Евгений был приятно удивлен произошедшей метаморфозой. Оглядев меня со всех сторон, он остался доволен.

      Родители проживали в центре города. Купив в цветочном павильоне букет астр, мы направились туда пешком, припарковав машину в паре кварталов от дома.

      – Вообще-то мама не любит, когда ей дарят цветы, – Евгений с сомнением смотрел на букет.

      – Но нужно же что-то подарить, когда идешь знакомиться, – я не представляла, как можно явиться в гости с пустыми руками.

      Поднявшись на лифте на третий этаж шестиэтажного кирпичного дома, Евгений позвонил в обитую черным дерматином высокую дверь. Таких дверей я раньше никогда не видела, она была раза в два выше моего роста. Сразу видно, что дом старый и проживают в нем непростые люди. Дверь нам открыла невысокая женщина в невообразимой чалме на голове. Именно так я представляла себе служителя культуры. Какую именно должность занимала мама Евгения в театре, я не знала. Расспрашивать было как-то неудобно. Мне представлялось, что она непременно должна быть ведущей актрисой.

      Величественным жестом нас пригласили войти. Даже небольшая узкая прихожая казалась больше за счет высоченных потолков. В моей квартире не нужно прилагать больших усилий, чтобы достать до потолка. Здесь же пришлось бы воспользоваться лестницей, чтобы заменить перегоревшую лампочку.

      Поздоровавшись, Евгений поцеловал мать в щеку, прежде чем нас представить.

      – Знакомься, милая. Это моя мамочка Амалия Модестовна, – он с нежностью обнял ее за плечи. – Это Клавочка, моя подруга, – представил он меня, рассматривая вместе с матерью, словно видел впервые.

      Признаться, чувствовала я себя весьма неуютно. От пристального внимания мне показалось, что я еще больше увеличилась в размерах и теперь занимала почти все пространство прихожей. Я казалась себе слоном в посудной лавке – такая же нескладная и неловкая. Не зная, куда определить ставшие вдруг помехой руки, я заложила их за спину. Несколько секунд пристального ко мне внимания показались годами.

      – Это тебе, мамочка, – Евгений вручил купленные цветы.

      – Право же, не стоило тратиться, – устало ответила Амалия Модестовна. Приняв букет из рук сына, положила его на столик