Мне и так слишком часто приходится иметь дело с покойниками.
– Извини, любимая, что опоздал, на Озерной пробка, – скороговоркой пробормотал я. Достаточно громко для того, чтобы мои оправдания могли услышать все заинтересованные в этом лица.
– Я знала, что ты меня выручишь! – прошептала Лиза, обнимая меня и чмокая в ухо.
– Это-то и плохо, – тихонько вздохнул я. – Неужели совесть тебя совсем не мучает?
– Ну и где логика? – спросила Лиза. – Опоздал ты, а совесть почему-то должна мучить меня.
– Имей в виду, мне ужасно плохо, – серьезно сказал я. – Ты вынудила меня перенести встречу с клиентом, который, между прочим, хотел дать много денег. Я не успел допить кофе и к тому же остался без обеда.
– Это дело поправимое, – легкомысленно отозвалась Лиза.
– Хочешь сказать, что поведешь меня пожрать? – удивился я.
Это что-то новенькое.
– Хочу сказать, что минут через пятнадцать, если мы поторопимся, ты уже успеешь потерять аппетит, – сказала Лиза.
– Да ладно! – Я пренебрежительно фыркнул. – Для того чтобы я отказался перекусить за чужой счет, нужно что-то пострашнее одного несчастного зомби.
– Зараза ты самоуверенная! – улыбнулась Лиза. – Иногда мне кажется, что тебя вообще ничем не проймешь.
Я мог бы покачать головой и сказать, что она глубоко ошибается: на самом деле я хрупкое и ранимое существо. Нестабильная самооценка – хроническая болячка, здорово мешающая мне жить. Действительно эффективно работать и выдавать приемлемого качества результаты я способен только тогда, когда твердо верю в то, что я – лучший в своем деле и все мне по плечу. Стоит мне почувствовать себя неудачником – и можно сразу прощаться и ехать домой, поскольку толку от меня ближайшую пару дней точно не будет.
Но вряд ли от того, что Лиза узнала бы об этом, было много пользы.
– Ты меня сюда потрепаться вызвала или все-таки покажешь клиента? – спросил я вместо этого. – И еще – обед за тобой.
– Вымогатель! – отозвалась Лиза.
– Ну с паршивой овцы – хоть шерсти клок, – сказал я.
– Я бы попросила! – возмутилась она. – Ладно, вон он.
Я проследил за ее взглядом.
Одна неделя, проведенная мертвым телом на открытом воздухе, равна примерно восьми неделям в земле и двум – в воде. Мало поднять труп и заставить его шевелиться. Без серьезной обработки он довольно быстро испортится, однако совсем свежий зомби внешне мало отличается от живого человека. Если не присматриваться – а никто не станет внимательно разглядывать ковыряющегося в мусорке бомжа или алкаша с бессмысленным лицом и трясущимися руками, – трудно что-то заподозрить. Этот был совсем свежий. Нам повезло, что сегодня по «Курской» дежурила Лиза. Вряд ли кто-нибудь из новичков обратил бы внимание на этого попрошайку лет тридцати на вид, слегка лысоватого, невзрачного, но выглядевшего вполне прилично. Его лицо, не успевшее еще оплыть, было покрыто тонким слоем стойкой аэрокраски,