– Петрович, патруль!
Кот сорвался с места, метнулся куда-то вправо, а я свернул окошко до минимального размера и повернулся к Иванову:
– Все тихо, товарищ капитан! Можно выходить.
– Куда вы, блин, все торопитесь! – буркнул Коля, скидывая с плеча штуцер. – Успеете еще. Пусть Петрович вернется, тогда и мы пойдем.
– Так уже! – хмыкнул я.
Напарник с чувством выполненного долга скакнул в шлюз и принялся с довольным видом тереться о мой сапог.
– Молодец, Петрович, справился, – похвалил я напарника, почесав по заведенной традиции его бок. Обычно за ухом чешу, но сейчас ППМ мешает. Впрочем, кот не обиделся. – Периметр безопасен.
– Ладно, идемте, – сдался Николай. – Я налево, Леха направо. Олег, вы с Петровичем остаетесь у шлюза. Погнали.
Следуя букве инструкции, ощетинились штуцерами и дружно выпрыгнули из шлюза. Занося ногу для первого шага по планете, я мельком подумал: типа вот он, великий миг! Однако мысль тут же улетучилась, не оставив и следа: не до смакования было, работаем. Собственно, меня всегда забавляла высокопарность журналюг, с какой они вещали про «поворотный момент в истории человечества», про тех, кто «золотыми буквами вписал себя в летопись», про «огромный рывок для всех нас» и прочую лабуду. Ведь с точки зрения всех первооткрывателей и новаторов, они не совершали ничего особенного – просто делали свою работу, как и годы до этого. И искренне недоумевали при вопросах типа «как вы себя ощущаете в этот памятный миг?» или «чувствуете ли вы себя великим?». Вот ни фига не чувствую, кроме ответственности – первый выход на неисследованную планету не шутка, ответственность, и ничего, кроме ответственности, глыбой повисшей на плечах. За себя, за Петровича, за коллег-Егерей, за Охотников, даже за пилотов, в конце концов. Пройдет совсем немного времени, и мы расслабимся, свыкшись с окружающей действительностью, а пока каждый шаг как по минному полю.
Однако ничего непредвиденного не произошло. Коллеги, теперь более похожие на леших («хамелеоны» послушно подстроились под окружающую среду), разошлись по сторонам, обходя диск спускаемого модуля, а мы с Петровичем вышли на середину прогала между обшивкой корабля и «Забором». Капитан Иванов сказал оставаться у шлюза, вот мы и остались. Равнодушно пробежавшись взглядом по пожухлой траве под ногами и мерцающей стене силового поля, я задрал голову и сразу же понял, что меня так беспокоило. На востоке над лесом на фоне безоблачного голубого неба отчетливо выделялась своеобразная радуга – широкая, почти на четверть небосвода, прерывистая полоса с градацией цвета от бледно-серого до почти фиолетового. Зрелище ошеломляло своей необычностью, и