Рождение Темного. Виталий Горелкин

клиенту подарок – небольшую безделушку. Капитан уже вышел на улицу, и было нелегко уговорить его вернуться обратно. Зайдя внутрь салона, я с загадочным выражением лица вручил ему подарок – дешевый китайский брелок в виде какого-то восточного божка (у меня в ящике стола их больше десятка). После пришлось долго и путано объяснять, что этот амулет отводит злые намерения. Передав брелок капитану и увидев, что его рука потянулась к внутреннему карману пиджака (где он хранил деньги!), я вспомнил об идее с ниндзютцу. Наверное, тогда во мне проснулся маленький мальчик, искренне верящий в сказки, иначе не объяснить то, что я представил, как вокруг амулета формируется голубоватое поле, отталкивающее зло.

      Что было потом, до сих пор вспоминать стыдно: я шепотом поведал капитану, что этот старинный амулет, по слухам, может даже остановить пулю. Клиент после этих слов стал ржать как ненормальный. Вытерев слезы, капитан поведал мне, что я мошенник и аферист, что он не верит во всю эту, как он выразился, поэтень. Это его жена попросила, а он мужик – дал слово, слово выполнил… А когда капитан повторял: «Тайное ниндзютцу – шаолиньская «железная рубашка», то снова взрывался громким смехом. Ну что тут говорить, лучшее – враг хорошего. Для него это был явный перебор или какой-то казарменный прикол. Да и что самое обидное – денег он больше не дал. А брелок-то пятнадцать рублей стоит!

      Ну ничего. Мне голова дана не для того, чтобы в нее есть, а чтобы думать. Свои ошибки я всегда воспринимаю довольно спокойно, анализирую и делаю все возможное, чтобы не допустить подобного в дальнейшем. Так и здесь. Идея с брелоком, отводящим злые намерения, имеет потенциал, а вот у ниндзютцу его нет. Где-то есть прокол. Думая об этом, я заметил, что машинально верчу кольцо большим пальцем левой руки. Эта привычка появилась недавно, и она мне не нравилась. Я попробовал в очередной раз безуспешно снять кольцо, потом поднес руку ближе к глазам и выругался вслух. Ну что мне стоило надеть его не на средний палец, а на какой-нибудь другой. Так же смотреть неприятно – сам себе невесть что показываю.

      – Так, – заметил я вслух. Привычка же говорить вслух (она мне тоже не нравилась – что-нибудь ляпну невзначай при клиентах) осталась еще со школы. – А скол стал еще больше. Сейчас тебя разломаем.

      Я стал искать что-нибудь острое, чтобы расковырять поврежденный метал. Отвертка? Нет, не подойдет. Ага, вот скальпель – в самый раз. Только я устроился в кресле и положил левую руку на стол, вознеся правую со скальпелем вверх, как зазвенели колокольчики на дверях, и в салон ворвался какой-то бомж с криком: «Не надо больше!» В такой дурацкой позе, как будто решил пронзить себе кисть, я посмотрел на него: худой, грязный, в одежде, большей на три размера. Он, уставившись на мою левую руку, стал повторять: «Не надо больше! Не надо. Прости меня».

      – Эй, гражданин, – решил я прекратить комедию, – вы кто? И что вам здесь надо?

      Бомж перевел взгляд на меня и спросил:

      – Вы меня не узнали? Это же я, Кирпич.