– Она всю жизнь меня ждет. В тринадцать лет влюбилась… – заговорил Горчаков спокойно, как о чем-то обыденном. – Всегда была смелая до безрассудства и крепкая… очень крепкая. Лучше жены для бродяги-геолога не придумать было…
Откуда-то из леса донесся далекий лай собаки, оба повернулись в ту сторону, прислушались, Горчаков снова опустил взгляд под ноги, на обгоревшую от костра траву. Улыбнулся неожиданно и продолжил так же спокойно:
– Середина октября была. Я только вернулся с Анабарского щита, это сразу за плато Путорана, недалеко отсюда – дичайшее место, геологически очень интересное. Мы большие исследования там намечали. Вернулся в Ленинград, а на другой день Ася ночным поездом из Москвы – все тогда сошлось, и работа удачная, и Ася. Даже пообещал ее в ближайшую экспедицию взять. Мы тогда щедро жили – выпускницу консерватории – поварихой!
– Убежала из дома?
– Убежала.
– И свадьбу без родителей гуляли?
– Не было свадьбы. В мой обеденный перерыв расписались. 17 октября 1936 года. Вышли из ЗАГСа на Васильевском острове. Небо чистое, денек тихий, листочек не шелохнется, и Нева гладко блестит под солнцем. Я обнял ее за плечи и говорю:
– Вот так бы всю жизнь! Возвращаться, зная, что ты здесь, ждешь меня! Как накаркал!
Шура сидел с горькой миной на лице, строго смотрел.
– А она наоборот – веселая была: «Я только что вышла замуж за доктора геолого-минералогических наук! Пойдем, ты опоздаешь на работу! Такие люди очень ценны для нашей Родины! – Взяла меня за руку, и потянула в институт.
Горчаков замолчал, его лицо мало что выражало. Мошки ползали и ползали, по лбу, щекам, очкам, в бровях путались… Он посмотрел на пустую уже папиросу и бросил в костер.
– Мы прожили с ней два с половиной месяца.
Опять где-то далеко загавкала собака. Шура встревоженно поднял голову.
– Это не овчарка, на лайку похоже, – успокоил Горчаков и стал протирать очки. – В прошлом году после суда уже, сижу в Игарской пересылке, и даже бывалые урки с уважением смотрят – мужик двенадцать отмотал, а ему еще четвертак подвесили. И стало мне очень ясно – не выбраться мне отсюда никогда! – Горчаков как будто и не Шуре говорил, просто проговаривал, чтобы что-то понять. – Написал Асе письмо… Зачем придумывать? Какой я им отец?! Ну фотографии, и что? Я вообще не знаю, что такое отцовские чувства… что я ей напишу?
– Да напишите попросту, – оживился Белозерцев, – жив-здоров, детям привет…
Горчаков взял котелок, аккуратно отпил через край, подумал о чем-то, еще глоток сделал.
– У нас на Колыме один человек был, Смирнов Саша, он, когда ему так же вот довесили, написал жене, чтобы не ждала, чтобы отказалась и выходила замуж – у них было трое детей. И все! Все ее письма, не читая, вложит в конверт и обратно! И жизнь подтвердила, что он был прав.
– Она отказалась?
– Про нее не знаю, а он