– Чтоб, ять, когти внутри, все такое, – сказал господин Тюльпан.
– Ну, я… я вообще-то… честно говоря… – Достабль сдался. В конце концов, он был продавцом. А что покупается, то ты и продаешь. – Позвольте же кое-что рассказать вам об этих сосисках, – продолжил он, плавно переключая внутренний двигатель на обратный ход. – Если кто-нибудь случайно отрубает себе палец на бойне, никто ведь мясорубку не останавливает. Но крыс в них вы скорее всего не найдете, потому что крысы предпочитают обходить это предприятие стороной. Зато там имеются животные, которые… ну, вы ж понимаете, говорят, жизнь зародилась в своего рода супе… То же самое можно сказать и об этих сосисках. Если вам нужные плохие сосиски, лучше этих вы не найдете.
– Ты приберегаешь их для особых покупателей, да? – спросил господин Кноп.
– Для меня, господин, каждый покупатель – особый.
– А перчица у тебя есть?
– Люди называют это перчицей, – понесло Достабля, – но лично я называю это…
– Перчицу, ять, я люблю, – сообщил господин Тюльпан.
– …Просто изумительной перчицей, – мгновенно сориентировался Достабль.
– Берем две, – сказал господин Кноп, даже не собираясь вытаскивать кошелек.
– За счет заведения! – воскликнул Достабль, оглушил две сосиски, вложил их в булочки и протянул покупателям.
Господин Тюльпан заграбастал обе сосиски и прихватил перчичницу.
– А знаешь, как в Щеботане называют сосиски в тесте? – поинтересовался господин Кноп, когда они двинулись дальше по улице.
– Нет, – сказал господин Тюльпан.
– Они называют их «сосиска в ля тесте».
– Разве ж это по-инострански? Ты, ять, шутишь?
– Я, ять, никогда не шучу, господин Тюльпан.
– Ну, то есть скорее они должны называться как-нибудь более экзотично… К примеру, «сосу ля тестикль», – сказал господин Тюльпан и щедро откусил от продукта Достабля. – Ять, на вкус так точь-в-точь… – пробурчал он с набитым ртом.
– Слово «тесто» переводится немного иначе, господин Тюльпан.
– Сам знаю. Я ж говорю о вкусе. Эта сосиска – настоящий кошмар.
Достабль проводил их взглядом. Ему еще ни разу не доводилось слышать подобную манеру речи. Кроме того, буква «ять» в Анк-Морпорке была отменена давным-давно.
Огромная толпа собралась у высокого здания на Желанно-Мыльной улице, а повозки выстроились аж до самой Брод-авеню. Толпа просто так не собирается, логично рассудил Вильям, а значит, кто-то должен написать о причине подобного сборища.
В данном случае причина была очевидной. На плоском карнизе у окна пятого этажа, прижавшись спиной к стене, стоял мужчина и остекленевшими глазами таращился вниз.
Собравшаяся толпа отчаянно пыталась ему помочь. Привыкшие ко всему жители Анк-Морпорка вовсе не хотели его ни в чем