Если поставить перед собой вопросы: «Куда они едут? Что им предстоит? Что в этой войне четырех империй Шаркану с Агнием? Как оказался возможным столь противоестественный союз?», то суть виделась Бутырцеву таковой.
Есть два варианта: либо наличествует сильный враг, одинаково ненавистный или угрожающий обоим Высшим, либо… Либо существует приз, недосягаемый для каждого по отдельности, но который возможно добыть совместными усилиями. Что, если враг тоже охотится за этим призом? Значит, враг – приз – союз владык московского мира Иных. Или всех русских Иных? В Европе тоже очевидный комплот: английской королевы Виктории, французского императора Наполеона III и турецкого султана Абдул-Меджида I. Но что Иным до дел человеческих? Впрочем, сколько раз Высшие Иные вмешивались в эти самые дела. Во благо людское… гм… в первую очередь свое. Всегда и всюду за катаклизмами человеческой истории можно обнаружить вмешательство Иных. Если как следует покопаться.
Напрашивался вывод, что за каждой из противоборствующих сторон в этой войне стоят Иные. За французами – парижское гнездо и, чего никогда нельзя исключать, – Ватикан. За англичанами – последователи Мерлина обеих мастей. За турками – Левант, Магриб… Персия?
«Не слишком ли ты широко метешь, Лев Петрович? – спросил сам себя Бутырцев, заканчивая эти рассуждения. И тут же сам себе ответил: – Не слишком, лучше сразу посмотреть на всю картину, чтобы понять, что на ней нарисовано».
Продолжил раскрывать глаза юному Светлому. Как вообще началась эта война? Если вспомнить все, что он видел сам, слышал от других, о чем читал в газетах российских и европейских? Думай, следователь, сопоставляй – в первую очередь это надо тебе. Зачем? Чтобы выжить.
Если поглядеть на царствование Николая I с 1825 по 1854 год, то становится понятно, что к началу пятидесятых пик величия и мощи императором и самодержцем был пройден. Сам Николай об этом не догадывался, внешне все казалось незыблемым для европейского «жандарма» – он самый могущественный в Европе, никто ему не должен перечить. Поэтому Наполеона III, пришедшего к власти во Франции путем переворота второго декабря 1852 года, русский император считал государем незаконным – не совсем чтобы из грязи в князи, но из президентов в императоры? Фи! Бонапартам еще на Венском конгрессе четырнадцатого-пятнадцатого годов было раз и навсегда запрещено занимать французский престол. О чем Николай I тонко напомнил французскому выскочке – назвал в поздравительной телеграмме не братом, как император императора, а всего лишь другом – «Monsieur mon ami». Новый Наполеон это запомнил. Впрочем, он мог припомнить Николаю многое – в свое время французский бездомный принц просился в Россию, царь ему отказал.
В это же время Ротшильды усиленно навязывали русскому царю заем, о чем Бутырцев случайно узнал, будучи в Париже в политическом салоне у некоего русского, Герцена Александра Ивановича, борца с