– Папочка, он тоже будет в нас стрелять и мучить моих зверюшек?
Услышав слова невинного ребенка, Иван сразу же замолчал, спрятал «Маузер», поигрывая желваками. И рявкнул:
– А ну рассказывай, профессор… хренов… Как дело было?
– Видите ли, госпо… гражданин Перелетный, – прижимая руки к груди, пробормотал профессор. – Они приземлились полгода назад… вошли в купол… их было больше сотни… страшно, да, знаете, очень страшно! Люди, Чужие, киборги, роботы… Издевались над нами… грозились обесчестить жену и дочь… Мебиуса отключили от сети… гражданина Керша заставили целоваться самого с собой, а это ведь ужасное оскорбление для билиатов… Антуана-Марию-Пьера ударили, убили его любимого кролика… потом заявили, что разобьют все музейные экспонаты…
– Ну, картина мне в целом ясная, – сказал Иван Перелетный, – даром что противная. Бандиты – они и на Марсе бандиты. И вы струсили? Отдали им пушку?
– Они бы и сами ее забрали… – прошептал профессор.
– Мы очень не хотели этого делать, – тихо сказала Мария-Пьер.
– Братан, растерялись мы… – пробасил Тягомотин.
– Это омерзительные создания без малейших представлений о совести и морали! – отчеканила левая голова Керша. Правая голова молчала и кусала губы.
– Я крайне неодобрительно отношусь к нынешнему режиму, – процедил сквозь зубы Джон Смит. – Но с такими, как Трэш, мне не по пути.
Иван Перелетный взмахнул руками:
– Хорошо говорите! Правильно говорите! Так что же, граждане музейные работники, слова у вас с делом расходятся? Или у вас оружия мало? Встретили бы врага огнем, умерли бы достойно, как подобает!
Музейные работники потупились. Только малыш Антуан-Мария-Пьер засопел носом и сказал:
– Вам легко говорить, вы уже пожили. А я еще маленький. Я вырасти хочу.
Иван вздохнул. Укоризненно посмотрел на профессора – ну разве ж можно так воспитывать детей? Профессор покраснел.
Вперед выступила Мария-Пьер и негромко сказала:
– Гражданин комендант. Мы, разумеется, виноваты. Но готовы искупить свою вину.
– Ну-ка, ну-ка! – обрадовался Перелетный. – И как именно?
– Бандиты взяли только пушку, – объяснила девушка. – Реактор по производству снарядов из антиматерии брать не стали… испугались. По моим расчетам, у них вот-вот должны закончиться боеприпасы. Кроме как у нас, взять их негде. Верно, папа?
– Предпоследний оружейный реактор был уничтожен семьдесят лет назад, – поправляя очки и оживляясь, сказал старый ученый. – А последний здесь, у нас.
Иван Перелетный пристально посмотрел на сконфуженных музейных работников. Оправил форму, подтянул обмотки. Сказал – сурово, но справедливо:
– Что ж, граждане испугавшиеся. Есть у вас первый и последний шанс исправить свою ошибку, оправдать доверие товарища Мунина. Справимся – честь нам и хвала! Погибнем – все равно честь и хвала. – И, добродушно усмехнувшись, добавил: