– Делает честь твоей откровенности. И простодушию – заодно. Но знаешь, сынок, ведь дело не просто. Такая твоя осведомленность вступает в явное противоречие и с интересами государства, и с основным его законом.
– Кланяюсь в пояс, – сказал Сизов. – Когда-то уезжал из страны и вот возвращаюсь в государство. Жил-был хоть один островок без амбиций – и тот превратился в государство. И что это за напасть такая?
Пал Палыч сочувственно вздохнул:
– Да уж такая напасть, сынок. Совсем ни к чему эта шизофрения. Истерика – не солдатское дело.
– Устал, издергался, – молвил Нестор.
– А вы покочуйте с его, попробуйте, – вступилась за мужа Поликсена. – Тоже окажетесь неврастениками.
– Ну-ну. Никто его не винит, – сказал Пал Палыч. – Да, государство. Но – не обычное государство. Оно управляется не парламентом, а просто Советом. Но – не старейшин, поскольку мы отменили возраст. Советом наиболее мудрых. В котором всего-то пятеро избранных. Четверо членов и Председатель. Кстати, наш Нестор – член Совета. Он не уехал, но преуспел.
– Мои сердечные поздравления, – с кислой усмешкой сказал Сизов. – А кто ж президент?
– Нет президента, – поправил Сизова его отец. – Есть Председатель. Демократичней. Само собой, Председатель – я.
– Сюрприз за сюрпризом, – сказал Сизов.
– Какой тут сюрприз? – удивился Пал Палыч. – Хотя чему же я удивляюсь: для родичей нет великих людей. Еще хорошо, что у нас на Итаке достаточно мудрое население, чтоб разобраться, кто самый мудрый. Как видишь, можно жить на Итаке и сделать достойную карьеру. Так нет же. Куда-то его понесло.
Он горько покачал головой.
– Ох, люди, комариное племя. Все-то вы вьетесь, жужжите, жалите. Все-то неймется вам, не сидится. Все шастаете, мечетесь, скачете. Дадена вам от щедрот богов такая роскошная территория. Возможно, лучший кусок Вселенной. Но нет. Сучите своими ножонками. Выискиваете, как рыбки, где глубже. Вынюхиваете, как мышки, где лучше. А после не можете растолковать себе – откуда у вас волдыри и струпья?
Сизов недовольно его оборвал:
– Ну, хватит. Избавь меня от нотаций. Уж если я поседел – избавь.
– Не фыркай, сынок, – сказал Пал Палыч. – Да и поседел ты лишь волосом. А твой отец поседел умом. Разница, сизый мой голубочек. Но ужасти, до чего ты озлоблен. И ощетинен. Нервы – ни к черту. Я просто в отчаянье, дорогой. Сердце отца – сосуд стеклянный. От малого камешка может треснуть. Не то что от твоего булыжника, с которым ты носишься с горки на горку. Не ведаю, как ты его называешь – свободой ли, честью ли, справедливостью, цивилизованным обликом общества, – видеть твой камешек невыносимо. Иди и передохни с Поликсеной. Она тебя, мой сизарь, заждалась.
Сизов недовольно пробурчал:
– Она удачно это скрывает.
– Умею держать себя в руках, – сказала Поликсена с достоинством.
Сизов