Весьма утешительные раздумья. И тягостная фальшивая жизнь. Столь почитаемая словесность, которой служу я с младых ногтей, – опасная, вероломная дама, при этом не чуждая фарисейства. Ибо, как ведомо всем, граница между словесностью и учительством – условная, зыбкая, неуловимая. А ведь учительство – агрессивно. И в каждом наставнике спит Торквемада.
Судьбы людские заключены в годы, оставившие свидетельства, записанные, пронумерованные. Все не закрепленное в слове кануло в бездну, не существует. Следовательно, история жизни, тем более история мысли, вмещается в несколько тысячелетий, несколько еле заметных мгновений в неисчислимом потоке времен.
Это история исчезновений. Была утоплена Атлантида, разрушена Троя, низвергнут Рим. И далее – по кровавому следу. Уже никого не удивляет то, что количество жертв находится в прямой зависимости от роста, развития и цивилизованности нашей талантливой популяции.
Чем больше и ярче мы совершенствуемся, чем больше знаем и обретаем, тем больше, успешней, неутомимей хороним мы людей на земле.
Немыслимо ни понять, ни постичь, ни даже установить эту связь между взрослением человечества и этим яростным совершенствованием его истребительного начала.
Сколь ни досадно, но соглашаешься с тем, что агрессия связана с творчеством, что их зависимость друг от друга неоспорима и несомненна.
Когда я сказал об этом Р., он снисходительно усмехнулся:
– Связь существует, и ты не первый, кого шокирует эта связь. Очень возможно, что сублимация была придумана для того, чтобы оставить за вдохновением его высокую репутацию.
– Стало быть, творчество самоубийственно?
– Такая опасность в нем существует. Есть много незаурядных авторов, допрыгавшихся до суицида. Необязательно – в крайней форме. В конце концов, господин Бальзак был тоже бесспорным самоубийцей. Родился овернский здоровяк с витальной силой, вполне достаточной, чтоб провести на земле сто лет. И как он ею распорядился? Загнал себя в яму на полдороги. Агрессия била в нем через край. Он при своей звериной чуткости, конечно же, ощущал угрозу, хотел убедить самого себя: «искусство идет от ума – не от сердца». На сердце он не слишком надеялся, он чувствовал его беззащитность. Но даже и эта невероятная, несокрушимая голова не вынесла адской температуры.
– Неутешительно.
– Что