Все тело вздрогнуло и затряслось, словно дерево под ударами топора. Я держал дыхание запертым в груди, пока неуклюже развернулся и набросил плащ на плечи, давно уже не кожу, а больше похожую на плотно сотканный мрак.
Жар исчез, как и холод, только внутри меня что-то часто дрожит и перекатывается, словно мечется испуганная мышь в коробке.
Я повел плечами, расправляя плащ, сидит вроде бы неплохо, развернулся лицом к Хранителю.
– По-моему… коротковат?
Он впервые шевельнулся, даже привстал на сиденье, охнул и рухнул обратно. Бледное мертвое лицо перекосилось судорогой.
– Что?..
– Мелковат был Каин, – произнес я с удовольствием и чувством превосходства более рослого самца. – И в плечах чуточку жмет… Но ладно, дареному коню в пасть не смотрят. И вообще… никому не заглядывают.
Он в великом и, как мне показалось, злобном изумлении качал головой, в длинных седых волосах искорки мрака поблескивают, как крупинки драгоценного агата.
– Но… как тебе удалось?
– Когда-то, – ответил я, – кто-то все равно бы сумел.
Он проговорил зло и разочарованно:
– Что ж… забирай. Я обязан отдать любому, кто сумеет удержать на плечах. Впрочем…
Он умолк, я спросил с подозрением:
– Что?
– Этот плащ, – проговорил он со злобной усмешкой, – скоро вернется на это же место.
Страх прокатился во мне, как лавина льда, сорвавшегося с ледника на берегу северного моря, но ответил я твердо:
– Что я захапал, то не отдам!
– Он сам вернется, – сказал он и уточнил злорадно: – После твоей скорой гибели.
– С гибелью подождем, – ответил я небрежно, – хотя и должны рыцари гибнуть гордо и красиво во цвете лет, но я это уступаю своим противникам и даже помогаю им в этом.
– Ты одиночка? – спросил он внезапно.
– Историю делают одиночки, – заверил я. – Ну, я спешу…
– Спешишь? Куда?
– Делать историю, – сообщил я. Подумал и уточнил: – Или хотя бы мифологию.
Арбогастр несется, как черный вихрь, а я на нем, как сгусток первозданного мрака, каким был мир до сотворения. Плащ за моей спиной развевается, как крылья, я на миг оглянулся и больше поклялся не оборачиваться: плащ словно бы тянется на мили, там все исчезает в густом мраке, будто темный хаос поглощает мир…
А еще слева у седла посох Тертуллиана, больше похожий на дубинку. Когда я совсем было пал духом и готов был отказаться от идеи сокрушить бессмертного, Тертуллиан сам вспомнил о моем умении призывать вещи. Конечно, с родины Тертуллиана я не смог бы перенести к себе и перышко, однако как только он присоединил свою мощь, а посох узнал хозяина, все получилось с обманчивой легкостью: посох просто возник посреди