От станции до дома, в котором я родилась и выросла, – пятнадцать минут ходьбы.
Дед, известный учёный, построил его в красивейшем пригороде после получения государственной премии.
Путь даётся с трудом. Медлю, медлю, а должна спешить.
Сестра Нина работает в Штатах, прилетит завтра, мы совсем не похожи, у неё – свой отец, а у меня – свой… Был. И наша мама уже была.
Была ли?
Почему она вышла замуж сразу после окончания школы, никто не понял, не было любви между ней и моряком Саней. Возможно, сыну уборщицы и слесаря из депо захотелось стать членом самой уважаемой в городке семьи, а маму замужество избавляло от необходимости «соответствовать» родителям: учиться в ВУЗе, защищать диссертацию.
Когда их дочери Нине не исполнилось и шести месяцев, мама познакомилась с моим папой. С тех пор они не представляли существования друг без друга, хотя разлуки длились годы в соответствии с приговором суда.
Отец был красивым и лёгким, учился блестяще, закончил элитную школу, поступил в университет. Кроме точных наук, интересовался музыкой, литературой, писал стихи. Намеревался прожить без утомительного прозябания на работе, «баловался» спиртным и наркотиками. Деньги сами «прилетали» от продажи «дури».
После «открытия» друг друга, мама переехала жить к возлюбленному, оставив Нину на попечение бабушки, дедушки, и старшей сестры Кати, преподавателя математики в университете, имеющей к этому времени мужа и сына, нашего брата Мишу, двумя годами старше Нины.
Саня, вернувшись из плавания, не обнаружил дома жены, забрать дочь с собой не мог и «растворился» для Нины в морских просторах.
Безумная любовь двоих не предполагала третьего, мама неоднократно прерывала беременность на раннем сроке, но однажды, этот временной промежуток пришёлся на пребывание в тюремном изоляторе, супругам инкриминировали сбыт наркотиков. По какому-то закону беременных женщин освобождали за первое незначительное правонарушение.
Так появилась я: плод безумной любви или побочный продукт великого чувства.
После родов мама исчезла, уверенная, что дед, бабушка и Катя не дадут пропасть, не только Нине, но и мне.
Отец освободился из заключения, два любящие сердца воссоединились вновь.
Они посещали наш дом несколько раз. Мама была ласковой, ни в чём не отказывала дочерям, но это длилось недолго, мы, снова, оставались с бабушкой и Катей, а меня тянуло к загадочным, наполненным друг другом, людям, свободным от обязательств. Всё внутри восставало против нудных правил, распорядка дня, «приличных» разговоров за обедом, необходимости ложиться вовремя спать, ходить в детский сад, а потом в школу.
Как понимала отца, живущего по принципу: «Кому должен, всем прощаю», как чувствовала маму, когда на просьбу сделать что-то, отвечала: «Хорошо» и сразу же забывала об обещанном. Какие только причины не придумывала я, чтобы объяснить «проколы» в поведении.
Бабушка верила, «хлопая» большими серыми глазами, Катю не удавалось «надуть».
Статная, несгибаемая, она напоминала собор в конце нашей улицы, стоявший третий век при любой погоде. Вражеский бомбардировщик пытался его развалить во время войны, но не развалил.
У нас в семье не было бомбардировщика, все поступали так, как Катя велит. Дядя Володя, её муж, тоже не спорил, хотя, иногда, мелькало недовольство на его лице.
Дед же занимался наукой, и ни на что другое не обращал внимания.
Нина слушала тётю с уважением, а в сторону нашей мамы и моего папы смотрела исподлобья. Я трактовала взгляд так: мама оставила отца Нины, обычного моряка, ради моего, необыкновенного.
С самого рождения мне не доставало чего-то, не та еда, не то питьё, не тот воздух, не те звуки, не то окружение.
Лет в пять разодрала колено в саду, Катя промыла ссадину водкой.
Родным пахнуло от марлевого тампона, рука сама понесла в рот источник «живительного» аромата.
– Нельзя! – Катя выбросила тампон. – Ты запомнила запах? Никогда ни при каких обстоятельствах не бери в рот эту жидкость, иначе умрёшь! Поняла?
– Да.
Слово «нельзя» ассоциировалось в детской голове со страшным происшествием. Я была настолько маленькой, что два пальчика поместились в отверстия электрической розетки.
Крик: «Нельзя!»
Катя прижала меня к себе. Встряска, ступор, страх смерти навсегда вписались в это слово, взрослые старались при мне его не произносить. Теперь к прежнему потрясению добавился запах водки.
Отойдя в сторону, услышала, как Катя говорит бабушке, понизив голос:
– Что ты хочешь, мама, ребёнок алкоголиков и наркоманов.
Я и представить не могла, что отличаюсь от других детей, посмотрела вокруг:
«Где этот ребёнок? Интересно, кого Катя имеет ввиду?»
Не себя я считала другой, а родственников.
Дом наш полнился книгами, они