– Начнём с того, товарищи!
Не зная, как обратиться к залу, я решил употребить знакомое мне слово. И гугол его не перевёл… впрочем, ошарашить народ больше, чем я это уже сделал (ага, стеллинг. Говорящий, недорого) было нельзя.
– …что моя вина по факту совершения кражи не доказана! И всё остальное могло быть простым непониманием…
– Притормози! – тут же подскочил зелёненький купчик, что с его брюхом и габаритами было сделать о-очень непросто.
О, кстати, видимо моя фраза ему понравилась, раз решил меня ей же оборвать!
– Что значит, вина не доказана, стеллингское отродье! Я сам, лично, узнал в тебе того вора!
– Ваших показаний суду недостаточно, Ван Ганидзе, – с лёту ответил я, и, видимо, порвал очередной шаблон: глаза у того выкатились, рот начал закрываться и открываться, как у рыбы.
А Эр Патер, почему-то удостоив меня злобным взглядом, громко покашлял, после чего постучал по кафедре.
– Что значит… недостаточно? – пролепетал растерянный купчина.
– А то и значит, товарищ Ганидзе! – при слове «товарищ» он вздрогнул, будто бы его обдало током. Я же продолжал говорить, но теперь не просто стоял в своём уголке под конвоем, а вышел на середину зала и принялся туда-сюда расхаживать. – Моё слово против вашего, Ван! А я скажу, что видел, как вы проглотили на кухне этот кошель и что вам теперь должны разрезать живот, чтобы посмотреть, а там ли он?
Нокаут! Ван Ганидзе, придавленный моей наглостью и логикой, так и сел на своё место. В зале суда раздались первые нерешительные смешки.
Я стоял спиной к кафедре, но даже так слышал чей-то скрип зубов, а так же шепоток «Закуйте в кандалы эту погань, чтобы даже рта не смела открывать»!. Хм, а разве мои уши такие чувствительные? Я даже могу сказать, что шептал Ар Густаве, а Эр Патер ему и ответил: «Божий суд нельзя прервать без воли Бога, Эр Густаве. Притормозите!».
Между тем купца растолкали, чего-то шепнули в ухо, и он мгновенно налившись кровью подскочил.
– Да что мы слушаем эту стеллингскую тварь без имени (опаньки!), на виселицу её!
– Ван, а что вы так злитесь?
– Что я так злюсь?! Да как ты вообще посмело приравнять моё слово к твоему! – брызгая слюной и тряся кулаком, он был грозен. И, надо сказать, к нему стали перетекать симпатии зала, который тоже начал подниматься ему в поддержку.
Упс, не учёл. Да, это из серии, если яйца начнут учить петуха и курицу, как их надо делать… Блин, забыл, что до демократии ещё дойти этому обществу надо… А, ладно! Помирать так с музыкой! Идём ва-банк!
– Да-а, Ван Ганидзе? Возможно я и стеллингское отродье… но скажите мне, добрые люди… Товарищи! – в очередной раз, это слово возымело волшебный эффект: фокус внимания снова оказался на мне. – Чтобы вы сделали, своруй вы тысячу мер золота, а? Неужто бы остались бы в этом занюханном городишке с дрянными дорогами?
Оу, страйк! Вот это плюха! Ганидзе синел, краснел, зеленел, белел, косился