– Нет, не лихорадка. Ее обвинили в колдовстве и сожгли на костре четыре года назад.
Клубок у меня в животе болезненно сжался. Эмили было от силы лет пятнадцать, а значит, на момент казни ей не исполнилось и двенадцати. Она лишилась матери и вынуждена была в одиночку преодолевать порог между детством и взрослой жизнью… Я даже представить себе не могла, как ей пришлось тяжело. А ее мать была одной из многих, из бессчетного числа женщин и мужчин, отправленных на смерть за колдовство. И не важно, кто из них использовал магию, а кто нет. Меня душила несправедливость закона, жестокая бессмысленность этих смертей.
– Мне очень жаль, – едва слышно пробормотала я. Что еще можно было сказать?
– Мне тоже. – Эмили отступила на шаг и оглядела меня с ног до головы, а потом тихо продолжила: – Она была хорошим человеком. Те, кого называют ведьмами и колдунами, в большинстве своем обычные, добрые люди. Настоящие злодеи – это те, кто делает другим больно.
– Спасибо, – сказала я и крепко пожала ее руку. Она поступила храбро. Не каждый решится сказать такое вслух – даже кому-то вроде меня.
Обычно я предпочитала есть в своих покоях. И вовсе не потому, что мне неприятно было общество брата, матери или придворных. Все дело было в мертвеце у подножия лестницы, ведущей в главный зал.
Как же, наверное, больно катиться по таким крутым ступеням! От одного вида его неестественно изогнутой шеи мне становилось не по себе. Тени часто застревали на месте своей гибели, снедаемые непреодолимым желанием переживать ее снова и снова и демонстрировать другим. Когда он дотрагивался до меня, это жуткое зрелище приходилось наблюдать и мне. Иногда воспоминания духов были настолько яркими, что я не могла отличить их от действительности, и мне казалось, будто трагедия происходит со мной. Но если рухнуть без памяти и забиться в истерике прямо посреди королевского пира, тебя мигом подхватят под руки и потащат на эшафот.
Когда в главном зале все же требовалось мое присутствие, я выбирала обходной путь. Но зачастую это было ничуть не лучше, чем спускаться по лестнице с призраком. Как только я появилась на пороге кухни, бурная деятельность, предварявшая пир, мгновенно прекратилась, и все уставились на меня.
Поворачивать назад было поздно, поэтому я с гордо поднятой головой прошествовала мимо дымящихся блюд с мясными пирогами и подносов с жареными утками, ожидавших своего часа. Я знала, что слуги считают меня чудачкой, но делала вид, будто это нисколько меня не смущает.
Гости увлеченно беседовали, и, похоже, никто не заметил, что я вошла через черный ход. Один только Келлан молча ждал неподалеку. Он давно привык к моим странностям, убедив себя, что я стала жертвой обстоятельств. Он считал, что, если бы не моя помолвка с аклевским принцем, никто не стал бы обращать внимания на мои эксцентричные привычки и необычный цвет глаз, и мне не пришлось бы передвигаться по замку окольными путями. Расскажи я ему о мужчине со сломанной