– Встанем посреди поля, и амбец! Бей нас, пока в головешки не превратимся.
– Ты, Ванька, чем орать, лучше бы доломал свои железяки, – тихо посоветовал Прокофий Шпень. – Сделали бы из танка огневую точку, а тебя в запас.
– Какой хрен запас! Винтовку бы сунули, и вперед. Бей фашистов! Пехоты не хватает.
– Да и со жратвой не густо! – поддержал его кто-то из ребят.
Мы ели хлеб с комбижиром и селедкой. Комбижир был противный, вонял коровьей шкурой, крошился и на хлеб не намазывался. Харчи мы запивали все тем же иван-чаем. О чае позаботились танкисты постарше, заявив, что без горячего нельзя. Они же предупреждали молодняк, чтобы не наваливались на комбижир – пронесет после голодухи. Некоторые не послушались и, наглотавшись серых крошащихся комочков, начали бегать после еды в кусты.
Вернулся с совещания командир роты Тихомиров. Сообщил, что ожидается немецкое наступление, но мы пока остаемся в резерве. С запозданием раздали смертные медальоны – пластмассовые карандашики. Некоторые записывали свои адреса, молодые оставляли листы на прикурку. Над Иваном Войтиком, который старательно записал все данные о себе и адрес семьи, кто-то начал подсмеиваться. Иван молчал, старательно слюнявил химический карандаш, потом отбрил молодого:
– Чего рот щеришь? Если меня убьют, жене да детям хоть какая-то помощь от властей будет. Пусть овса мешок или ржи необмолоченной, но с голодухи не помрут. Мне с четырьмя детьми никак нельзя без вести пропадать. Понял? А тебе фугасом башку сорвут – и будешь без вести пропавшим числиться. То ли дезертир, то ли еще непонятно что.
Белорус говорил с такой убедительностью, что смешки прекратились. Командир танка, молодой старший сержант, поддержал своего механика:
– Если пустой лист оставишь, думаешь, судьбу обманешь? Хрена с два. Она у каждого наперед записана до последней строчки. У нас под Смоленском один такой ум ник был. Как бой, так у него двигатель едва фурычит. За других прятался. А «юнкерсы» с тылу заходить любили. Как врезали «соткой», от экипажа и танка, считай, ничего не осталось. – Сержант вздохнул и добавил: – Жалко ребят.
Я так и не понял, было ли сержанту жалко командира и башнера или весь экипаж вместе с трусливым механиком. Хотя чего там трусливый? Желающих рваться вперед, лоб подставлять – немного.
Механик-водитель из первого взвода, коротконогий, округлый, как медвежонок, тоже рассказал про судьбу:
– А вот нам повезло. Под Оршей прямо в башню болванку влепили. Насквозь, – он оглядел нас, чтобы мы прочувствовали серьезность ситуации. – И не маленькую, а миллиметров пятьдесят. Шарахнуло так, что в момент оглох. И что вы думаете? Прошла гадина между командиром и башнером. Командира тоже слегка оглушило, а башнеру мелкими осколками, как кошка лапкой, кожу на лице оцарапало. И снаряды не сдетонировали. Две бронебойные головки вышибло – все