Грузовик, как сказали Мэрилин, принадлежал Таку Хостлетеру. Водителю, которому грозило обвинение в убийстве транспортным средством, а также в непреднамеренном убийстве, было восемнадцать лет, и на его руки уже надели наручники.
Его звали Доусон Коул.
В двух милях от окраины Ориентала – и поворота, который он никогда не забудет – Доусон заметил ответвлявшуюся от шоссе старую проселочную дорогу. Она вела к участку, где жили его родственники, и он вспомнил отца. Однажды явившийся к Доусону, ожидавшему суда в окружной тюрьме, надзиратель сообщил о посетителе. Через минуту перед Доусоном предстал отец с зубочисткой во рту.
– Ну, чего ты добился? Сбежал, связался с богатой девчонкой. И где кончил? В тюрьме. – Доусон заметил злорадный огонек в глазах отца. – Думал, что лучше меня, а вот и нет. Ты такой же, как я.
Доусон молча взирал на отца из угла своей камеры, ощущая нечто похожее на ненависть. Вот тогда он поклялся себе: что бы ни случилось, он больше никогда не скажет с отцом ни слова.
Суда не было. Несмотря на ходатайство государственного защитника, Доусона признали виновным и дали максимальный срок. В исправительной колонии Каледония в Галифаксе в Северной Каролине он работал на тюремной ферме – помогал выращивать зерно, пшеницу, хлопок и соевые бобы, собирал урожай, обливаясь потом на нещадно палящем солнце, и мерз, возделывая землю на ледяном северном ветру. И хотя он переписывался с Таком по почте, за четыре года к нему ни разу никто не приехал.
После досрочного освобождения Доусон вернулся в Ориентал. Он работал у Така, и во время поездок в автомагазин за запчастями, слышал, как люди шушукаются за его спиной. Он знал: он отверженный, дрянь-человек, Коул, убивший не только зятя Беннетов, но и единственного в городе врача, и чувство вины буквально душило его. В такие минуты он заходил к цветочнику в Нью-Берне, а потом отправлялся на кладбище Ориентала, где похоронили доктора Боннера. Доусон приносил на могилу цветы либо рано утром, либо поздно вечером, когда кругом почти никого не было, иногда оставался на кладбище час, иногда дольше, и все думал о жене и детях, оставшихся у доктора Боннера. В общем, он почти год провел в тени, стараясь как можно реже попадаться людям на глаза.
Однако родственнички не оставляли его в покое. Снова явившийся в гараж за данью отец привел с собой Теда. Отец был вооружен дробовиком, а Тед – бейсбольной битой, однако они просчитались, не взяв с собой Эби. Когда Доусон велел им подобру-поздорову убираться прочь, Тед сделал стремительный выпад, который, однако, оказался недостаточно быстрым: четыре года работы на полях под палящим зноем закалили Доусона, и он был готов к этой встрече. Он ломом сломал Теду нос и челюсть и, обезоружив отца, пересчитал старику ребра. Когда оба лежали на земле, Доусон,