Водрузив картинку на видное место, Стожар стал оглядываться по сторонам со словами:
– На такой подарок я просто обязан чем-то ответить. Что бы такого тебе подарить?.. О! Головной убор! Примешь?
Я было запротетстовал, но Стожар снял с вешалки свою кепку с надписью «NOMO 16», нахлобучил её мне на голову и сказал, как отрезал:
– Отказы не принимаются! Тем более, что эта штука не простая, а с историей. Сейчас окропим и я расскажу.
И, доставая из заветного шкафчика бутылку «Экстры», добавил, лукаво подмигнув:
– Подарок нужно обмыть, а то фарта не будет…
– Короче! – начал он, закуривая после первого стакана. – Ездил я в прошлом году на гастроли в Штаты. Ну, ты в курсе. Ребята из Нью-Орлеана, с которыми я сотрудничаю, устроили летом коллективную выставку. А на волне успеха решили провезти картины и нас, авторов, по городам Америки. Для саморекламы, конечно. Ну и чтобы своих художников предъявить общественности.
И вот бредём мы, разгильдяи, по Вашингтону, американские каникулы празднуем. У меня пива полная торба, у Миши – украинская «Перцовка», у Петра – джин, у других – виски, ириски, ну и так далее. Прём буром по какой-то авеню, ржём во весь голос, материмся, бухаем на ходу, косясь на полицию и обсуждая местных тёток. А в целом получается весьма бодрый и здоровый перфоманс.
И тут я вижу негра. Колоритный бугай. Нет, скорее даже бегемот. Пузо монументальное, как глобус Узбекистана, а рыло такое, что об него только поросят шестимесячных бить. Сидит этот мордоворот, весь в «Адидасе», и милостыню просит.
Подхожу к нему и думаю: мелочи не дам, а вот врезать с американским бомжарой – другое дело. Достаю из торбы банку пива, вручаю. Он ощерился во всю пасть:
– Сенькью сёр! Габлэсью!
Ага, думаю, ты от меня этими «сёрами» не отделаешься. Достаю вторую банку, открываю и говорю:
– Твоё здоровье, арап вашингтонский!
Чокнул его тару своей и тяну американское пивко, взглядом показывая, мол, не грей, дринкай!
Он смекнул, заулыбался. Баночку пальцем – чпок! – открыл, в три секунды выдул, смял в блин своей огромной лапищей и опять сидит лыбится, бегемотина.
А на мне был брыль соломенный. Знаешь, такой, как у пасечника с хутора. Для прикола нацепил. Снимаю свой брыль и показываю амбалу на его кепарь:
– Чейндж давай, чейндж!
Он понял и раззявил хавало в такой улыбке, что гланды стало видно. Стянул с башки кепку и подал мне. А брыль тут же напялил себе на макушку и стал довольный, как слон с бегемотьей мордой.
– Итс