…Фиртель, распахнув железную дверь, заворожёно, как кролик на удава, смотрел на рыжеволосую девушку, стоящую на пороге. Она улыбалась чуть кривоватой, можно даже сказать, полупрезрительной улыбкой, что вовсе не портило её красоты. В сочетании с пронзительным уверенным взглядом, не выражающим ровным счетом ничего, эта улыбка придавала молодой женщине дьявольскую красоту мифической фурии. После того, что она проделала с охранником, Лев Наумович отказать девушке в гостеприимстве не рискнул.
– Я Светлана, – просто представилась гостья, – а ты Лейба.
Холёный палец с длинным перламутровым ногтем бесцеремонно уткнулся в живот оцепеневшему хозяину квартиры, отчего тот вздрогнул и попятился назад. Никто уже давно не называл его вслух по прозвищу «Лейба» – оно досталось ему на зоне от старых воров-евреев и не очень нравилось самому Лёве. Однако он прекрасно знал, что «за глаза» его по-прежнему так и кличут. Света Царёва – так звали непрошенную гостью – уверенно шагнула внутрь квартиры и ногой, обутой в лакированный сапожок на высоком каблуке, захлопнула за собой дверь…
Глава 2. Охранник
Николай нервно курил прямо за рулём Мерседеса хозяина, что уже само по себе было смертоубийственной наглостью. Сам Фиртель мог позволить себе в машине что угодно: выпить, трахнуть случайную проститутку, прожечь окурком кожаную спинку сиденья, облевать салон… Но не приведи Господи водителю-охраннику оставить в пепельнице смятую фольгу от жвачки, а уж тем более надымить в любом из автомобилей шефа. Но сейчас, похоже, это уже не имело значения. «Она» сказала: «Сиди, кури, пока не вернусь», значит надо сидеть и курить. С головой творилось черте что: словно не голова, а кострюля с кипящей и булькающей кашей. По спине ещё пробегал судорожными волнами холодок животного страха, а перед глазами стояло лицо девушки, безмолвной и как-то странно улыбающейся. Коля отдавал себе отчет в том, что Лев Наумович наблюдает сейчас за ними по монитору, сплоховать нельзя, тем более девчонка какая-то. Семь лет на службе, всякое бывало: и вежливо увещевать знатных особ приходилось, выпроваживая их по приказу Фиртеля из его кабинета, и из машин вытряхивать наглых блатнячков, подрезавших на перекрестке респектабельную точилу Лейбы, и головы разбивать, и челюсти крошить, и на ствол животом ложиться. Бывший «вэдэвэшник» Кока-Кокаин, ещё с первой чеченской компании отличался иногда неконтролируемой жестокостью и безрассудной храбростью в ситуациях, когда смертельный риск не мог быть оправдан ни высокими мотивами, ни ура-патриотизмом, ни задетым честолюбием, ни фатальной безысходностью.
Сейчас, когда первый шок уже прошёл, Коля не мог взять в толк, что это было. Гипноз? Он никогда в него не верил, не наблюдал, и, в общем-то, не особо интересовался, как он может проявляться. В учебке чего-то втолковывали вроде, да отшибло всё за войну. Может, вот именно так: на тебя