Следующие несколько дней прошли под знаком нетерпеливого, если не невыносимого ожидания. Регине с ее логичным умом и навыками исследователя не терпелось поставить хорошо обдуманный решающий эксперимент, но увы, она не могла этого сделать без помощи, более того, осознанного соучастия второй своей ипостаси – той, другой Регины, из снов, если, конечно, вторая Регина вообще годилась в соучастницы. Проверить это не удавалось, как назло, сны пошли наперекосяк, то она попадала в ромашковые холмы, то раз за разом в город «вечного движения». Однажды, впрочем, движение замерло, вернее, приостановилось, это когда ей случилось спуститься в подвальчик или, скорее, погребок, винный погребок, где за низкими квадратными столами, накрытыми скатертями в мелкую сине-белую клеточку, точь-в-точь как занавески на ее кухонном окне, сидели на грубых стульях из неполированного светлого дерева молчаливые мужчины, почему-то в большинстве своем бородатые, и отдельно, в другом конце зальчика, худые, с усталыми лицами, не первой молодости женщины и пили из высоких шестигранных стаканов темный напиток. Регина тоже села за стол, и элегантный официант в белом фраке и с гастуком бабочкой, тоже белым, поставил перед ней полный стакан и протянул серебряный подносик, на который она небрежно кинула подпрыгнувший с негодующим звоном золотой червонец, из тех, что достались ей от матери, а той от бабушки. Когда она поднесла стакан к губам, знакомый клубнично-ананасовый аромат ударил ей в нос и опьянил еще до того, как она пригубила вино.
Когда ей, наконец, приснился знакомый уже до боли берег, оказалось, что погода изменилась. Осень ли близилась, или волнение на море и сумятица в небесах отражали внутреннее состояние самой Регины, но солнце почти не появлялось, загустевшие, как ежевичный мусс, облака, пусть и расплываясь местами до полупрозрачности, не позволяли тем не менее небу хотя бы наполовину вырваться из-под мрачного серо-сиреневатого покрова, холодный ветерок почти не стихал, и Регина вторая, или Регина ночная, как про себя окрестила ее первая, главная Регина, не купалась и не загорала и за целую неделю ни разу не покинула сон без сарафанчика, и это огорчало Регину первую чуть ли не больше, чем зловредная насмешка случая, а может, провидения, ночь за ночью забрасывавшего ее на такое отдаление от заветного островка, которое не под силу было б одолеть и эфиопскому марафонцу, не то что сорокалетней женщине с безвольным, никогда не ведавшим физических упражнений телом. Как ни парадоксально, но дурацкая, в общем-то, история с сарафаном занимала ее мысли больше, чем разлука с Дереником. Интуиция ли заставляла ее придавать чрезмерное значение пустяковой пропаже, или то был простой каприз женской натуры, но просыпаясь, Регина огорченно стискивала руки и так же сжимала их перед сном, пытаясь внушить самой себе импульс включиться