Абдулкарим перевёл дух, поцокал возмущённо языком и продолжил чтение:
– А что делать нам со всем этим? Запрещать этот хаос мелодий и звуков? Но мы же правовое государство. Обличать? Кто же поверит пустым словам? Мы должны ответить на это созданием новых, протрясающих разум и слух произведений нашей национальной классической культуры. Таких, как выходящая на сцену новая рэп-опера «Бремя чёрного человека», воспевающей именно традиционные ценности наших доблестных предков – мореплавателей, исследователей, покорителей новых земель.
– Как ещё не вспомнили, что романс – это музыка оккупантов, – хмыкнул я.
– Об этом написано в следующей статье, уважаемый оккупант, – успокоил меня Абдулкарим.
Общественный дом музыки и кордебалета являлся официальным центром классической музыкальной культуры, чем-то вроде Большого театра в Москве. И даже внешне где-то походил на него – тяжёлые колонны, очертания античного храма, барельефы с духами земли и воды на портике и бронзовой позеленевшей статуей Небесного покровителя Юдостана на фронтоне. Место это было престижное, для простых смертных труднодоступное, здесь в основном проводили время сливки общества, а также устраивались различные официально-статусные и вместе с тем развлекательные мероприятия типа сегодняшней громкой премьеры.
На стоянке перед домом музыки останавливались дорогие лимузины самых степенных ярких окрасок. Из них вылезали изящные дамы света, сопровождаемые предупредительными джентльменами.
Прямо на входе гостей встречал главный режиссёр рэп-оперы знаменитый и страшно модный в богемных кругах Хургунду Хилый. Он был в оранжевом фраке, с зелёной, в красный горошек, бабочкой. Режиссёр низко кланялся и пожимал руку каждому посетителю, одаряя очаровательной светской улыбкой и обнажая свои белоснежные ровные зубы.
Когда Хургунду пожимал руки мне и Абдулкариму, выражение, которое застыло на его лице, больше походило на пластмассовую маску – было видно, что этот жест вежливости стоил ему огромных усилий. Ну как же, представитель высокого искусства вынужден кланяться белым недочеловекам – это ли не жертва, это ли не то самое, воспетое им тяжёлое бремя чёрного человека! И вообще, нам он улыбался такой неестественно широкой улыбкой, как будто его вынудили поцеловать огромную пупырчатую жабу, и при этом за его спиной стоял человек с пистолетом и ждал случая выстрелить в затылок, если не увидит положенных счастья и восторга на лице пациента.
– Очень рад, очень рад! – прохрипел он, забыв добавить просящееся на язык – чтоб вы провалились, бледнокожие дикари!
В просторном зале всё было, как положено – яркий свет, празднично играющий в