– Вы что, армяне? Я тоже армянин! У Арчила мама – армянка. Не убивай его, – глухим дрожащим голосом обратился ко мне один из парней, только что задыхавшихся от хохота. – Мы просто хотели пошутить!
Они понимали, что любое их движение спровоцирует меня, и тогда инцидент закончится трагедией. Я тяжело дышал. Острая жгучая ненависть к Арчи неудержимо требовала пригвоздить его к стене, воткнуть в его мерзкое горло все десять сантиметров лезвия ножа до самой рукоятки, выпустить кровь наглой мрази, оскорбившей меня беспричинной насмешкой в присутствии любимой девушки.
«А почему я должен его жалеть? – думал я. – Это всего лишь большое, красивое животное, которое боится только силы… Но стоит ли его жизнь моей жизни?» На мгновение я вспомнил лица родителей, посмотрел в искаженное от страха лицо Мари и чуть отодвинул нож от горла Арчи.
– Ты что, обоссался, тварь? Мать твою! Давай, тихо опускайся, мразь. Опускайся, педик, на колени. Одно резкое движение – в гробу полетишь в Тбилиси. Арам, уведи девушек, я сейчас выйду. Возьмите мое пальто.
– Я не пойду! Я с тобой, Давид! Не губи нашу жизнь, он этого не стоит, – взмолилась Мари.
– Мари, уходи! Дай нам поговорить с этим трусливым шакалом о его любви к бананам! Ссыкун несчастный! Эй, вы, гандболисты, ваш друг-педик со страху лужу сделал. Кто придет вытирать? Ну, что замерли, трусы?
– Стоять! Стоять на месте! Милиция! – к нам бежал старший лейтенант, придерживая на ходу спадающую фуражку, за ним – двое рядовых.
– Володя! Володя, сюда! – закричал Арам. – Вон того, что на коленях, арестуйте, этот молодой человек у него нож отнял.
– Записать свидетелей, Арам Арсенович? – засуетился лейтенант.
– Не надо. Только его заберите. Он напился, хулиганил, ножом пугал людей. А этот молодой человек молодец, настоящий гражданин! Нож отнял у мерзавца, даже сам поранился. Слышите, вы, гандболисты, это мой район! – разошелся Арам. – Чтобы я вас больше здесь не видел, наглые сопляки! – и выругался по-грузински матерными словами.
Парни молча проглотили обиду и суетливо, испуганно удалились. Двое или трое пошли с милиционерами, пытаясь уговорить их отпустить Арчи. Рядовые вели его в наручниках, еле волочащего ноги – опозоренного, испачканного кровью, в мокрых брюках, с искаженным от пережитого ужаса лицом.
– Арам Арсенович, нож я заберу у гражданина, чтобы составить протокол.
– Забирайте, разбирайтесь, он ваш.
На улице шел снег. От блестящих в свете фонарей хлопьев вокруг сразу стало весело и светло. Мы попрощались с Арамом как-то неловко, оба ощущали смутную вину.
– Прости, Давид, черт дернул меня пригласить вас сюда. Хотя – я ведь здесь почти каждый день обедаю или ужинаю, такого ни разу не случалось… Но ты молодец, не потерял самообладание, а то бы кровь пролилась. Спасибо, что побеспокоился обо мне.
– Арам, будь осторожен! Эти парни