к старости вспять. И, кажется, это к счастью.
Фишка ведь в чем – чем дальше твое плечо,
тем больше силы нужно на каждый час мне.
Как ни крути, а правило рычага
снова соврало. Видимо, аксиомы
тоже порой ошибочны, будто шаг
в ногу со всеми. Только ответ искомый —
не/повторим.
А, еrgo, и доказать
мы ничего не сможем. И, значит, надо
просто прожить себя – так, чтоб взглянув назад,
время, набрав в ведро чешуи заката,
вновь прожужжало на небе допоздна.
Женщина
– Бог, не суди! – Ты не был Женщиной на земле!
В кармане – обрывки бумаги да несколько крон,
а плащик на рыбьем меху не по-зимнему тонок.
И хрупкая женщина – солнце забывший ребенок —
стучит каблучками. Пусть в городе этом сыром
покорно читают молитвы уставшие петь.
Воробышек сизый летел за ключом журавлиным,
но снова отстал. Вы протянете руку, Марина?
Он серый? Он синий? А церкви угрюмая клеть
по-прежнему рядом. Горяч и чуть-чуть бестолков,
срывается стих – бесприютен, свободен, бездомен —
И грешная женщина вверх поднимает ладони,
чтоб крошками слов накормить равнодушных богов.
«Тянуться к солнцу рыжей головой» (каштановое настроенческое)
Тянуться к солнцу рыжей головой,
ловить тепло – бездумно, как подсолнух.
Не верить в холод. Отстраненно-сонно
смотреть в окошко.
В грязно-голубой
купели неба прохудилось дно,
и за стеклянной гранью в хлопьях пенных —
усталый город. В мятой ленте Рейна
мелькнули мост, вагон и заодно
мое лицо. Осенний зябкий сплин
укрылся в вязкой темноте карманной.
По шелковистой кожице каштана
струится свет. Привычно нелюдим
пустой перрон.
И, в общем-то, пора
мечтать о зимних праздниках и чуде,
писать wish-list, продумывать маршруты
и подводить итоги.
В леера
трамвайных струн уткнулся небосвод.
В тепле руки – каштановая кожа
пригрелась и (как все же мы похожи!..)
не верит в снег. Всю зиму напролет.
Та, которая
Костяшки горбятся – что там нынче? уже ноябрь?
Роняю в лето сухой остаток зерна и плевел.
Живу упрямо. Не так, чтоб верно, но где-то рядом.
Без права правки.
И то, что давит все чаще слева,
уже не страшно.
Не так, чтоб вовсе, но как-то возле.
По крыше топчутся – Феб опять колесо прошляпил.
А я /поверишь?/ с утра проснулась нелепо-взрослой,
но все же слышу, как тот – по матушке, шепеляво —
клянет коней.
Знаешь, мне – из глины, из хлябей зябких —
не стать Марией. И Магдалиной – никак, пожалуй.
Прогноз устойчивый. Что там солнце?