Мы оказались в тёмной пещере, уходящей далеко вглубь горы. В руках воинов появились берестяные факелы, такие же, как те, что ты, Сашка, нашел в этом зале. Один из них достал кремень и стал сыпать искрами на размочаленный трут. Однако тот не спешил загораться. Тогда я вспомнила о спичках у себя в кармане и зажгла факел одной спичкой. Это просто ошеломило моих сопровождающих. Они снова упали на колени, с которых я их еле подняла. Старый Таргу тоже был поражён.
– Ну что вы испугались? Это спички! – сказала я как можно проще. – Мы добываем из них огонь. У нас у каждого, кому нужен огонь, есть или спички, или зажигалка.
Таргу осторожно взял коробок в руки, потрогал каждую спичку, понюхал их, но зажечь не решился и с величайшим почтением вернул мне.
С зажжёнными факелами мы двинулись дальше вглубь горы. Как я поняла, шли мы по извилистым карстовым полостям, кое-где подправленным руками строителей. Где-то были вырублены ступени, где-то расширен проход, в нескольких местах в скалах был пробит соединительный ход, объединяющий разные карстовые пещеры. Так мы шли и шли, меняя факелы, множество которых было запасено в нишах у стен, в самых сухих местах. Наконец, впереди посветлело и через несколько минут мы пришли в большую светлую округлую пещеру, свет в которую попадал через большую дыру в стене, очевидно заменяющую в помещении окно. Я подошла к нему и увидела знакомую картину – прямо под нами было устье Сучана, где мутные воды реки смешивались с голубым морским прибоем. А вдали виднелась бухта Находка, которую России ещё предстояло открыть через многие сотни лет.
Я перевела взгляд в пещеру. Кроме пришедших со мной воинов и дедушки Таргу в углу пещеры, напротив дыры-окна, на подстилке из мягкого папоротника лежал молодой юноша, почти мальчик, необыкновенно красивый, с некой диковатой прелестью в чертах лица. Он мне показался очень похожим на «Маугли» из фильма, который я смотрела в «Буревестнике» несколько лет назад.
Юноша был тяжело болен, метался в жару, бредил, порывался резко встать и бежать куда-то. Его юное тело поразили три стрелы – одна вскользь в грудь, одна в предплечье правой руки, а третья – самая опасная, глубоко проникла в бедро, вызвав уже сильное воспаление. Возле больного сидела старая женщина и отгоняла от юноши мух, стремившихся на запах крови и воспаления. Время от времени она поливала раны юноши какой-то светлой жидкостью, очевидно – водой, после чего ему становилось легче, и он забывался в недолгом забытьи.
В тревоге старый Таргу подошёл к юноше, позвал его:
– Унушу! Унушу! – но больной его не услышал, только снова заметался в жару и застонал от мучительной боли. Таргу склонился над ним, что-то тихо сказал женщине,