– С удовольствием послушаю, Никита Сергеевич. Спасибо за угощение.
Иван возвратился домой только к вечеру. Подворный обход не принес результатов. Все всё знали и готовы были помочь Платову раскрыть любые преступления вплоть до убийства Кеннеди, но когда речь заходила о нападении на двух старушек, участковый с тоской понимал: настоящих свидетелей нет. Оставалось только молиться за здоровье Нины Павловны и надеяться на гражданскую сознательность Юлии.
Засыпая, Иван вспомнил о склепе, в котором был похоронен чекист Аскаленко. Даже своими похоронами он бросал вызов буржуинам. Мать рассказывала, что борца за светлое будущее пристроили в фамильной усыпальнице польских шляхтичей, предварительно вышвырнув оттуда кости прежних хозяев. Чудны дела твои, Господи! Интересно исправила ли горбатого могила?
Зацепившееся за островерхие сосны далекого леса солнце бросало на землю прощальные лучи, которые заливали луг темно-оранжевыми волнами. Даже дышавшая на ладан ограда старого кладбища выглядела сейчас довольно поэтично. Однако человеку, устроившемуся на одной из могил, было не до сантиментов. Из всего стихотворного наследия человечества Витька Рыжов знал только матерные частушки, да несколько первых строф из «Бородино», которые каким-то непостижимым образом засели в его стриженой головушке со школьных времен.
На Викторе была только полинявшая футболка и синие тренировочные брюки. От наступающего вечера он ждал не вдохновения, а холода. Рыжов поежился и виртуозно обложил по матушке того, кто назначил ему встречу на кладбище.
Жизнь не слишком баловала Виктора с детства, а уж после его памятного ралли на тракторе и вовсе стала дарить одни мерзости. Достигнув возраста Христа и Ильи Муромца, он не обзавелся учениками, а все его подвиги были описаны не в эпосах, а в милицейских протоколах.
Под свои невеселые думы и монотонное карканье ворон Рыжов начал клевать носом и вскоре уронил голову на колени. Проснулся только за полночь. Не сразу разобрался, где находится, а когда, наконец, смекнул, то задрожал, как осиновый лист.
Ни за какие коврижки он не сунется больше на это кладбище. Видимых причин для паники не наблюдалось, но Рыжов, обостренным чутьем бывалого зека, чувствовал, что сидеть здесь ночью противопоказано для здоровья. Тем более в полнолуние.
Деревянные кресты и каменные надгробия отбрасывали на землю короткие, контрастные тени, а засохшая великанша-липа протягивала к ночному небу свои сучья с таким видом, будто собиралась закричать «Душно мне! Душно!».
Рыжов отыскал в кармане полупустую пачку «Астры» и, без всякого желания, закурил.
Завернутая в несколько газет икона лежала рядом, на поросшем бурьяном могильном холмике. Она была главной причиной того, что Витька до сих пор не драпанул с кладбища.