Услыхав это оправдание, Иван не удержался от улыбки, а затем прыснул со смеха. Через несколько секунд участковый и пчеловод хохотали так, что на глазах у обоих выступили слезы. Если бы, кто-нибудь из односельчан увидел их в этот момент, то наверняка решил бы, что парочка вовсю потешается над новопреставленным рабом божьим Рыжовым.
Смехотерапия подействовала на Платова освежающе, а горячая уха Гусева вообще придала ему столько сил, что он готов был, не сходя с места, поймать всех воров и убийц.
– Смотрю я на вас и удивляюсь, Никита Сергеевич, – участковый с сожалением отодвинул пустую тарелку. – Умный и рассудительный человек, а верите в какую-то покрытую плесенью легенду.
– Спасибо за комплимент, Иван Александрович, но в существовании привидений я сильно сомневаюсь. Однако легенды на пустом месте не возникают.
– Опять вы про этого чекиста!
Гусев поднял указательный палец.
– Секундочку! Вы ведь не знали покойную Зою Петровну так хорошо, как знал ее я. Аскаленко, смею заметить, была женщиной весьма эрудированной и начитанной.
Платов кивнул на книжный шкаф в углу комнаты.
– Вы, я вижу тоже не только пчеловод и рыбак.
– Хорошо, что напомнили, Иван Александрович! Я дам вам прочесть книгу о кресте игуменьи. Думаю, что из нее вы узнаете много нового.
Гусев достал из шкафа брошюрку в мягком зеленом переплете и положил перед Платовым.
– Здесь и о проклятии написано.
– Обязательно почитаю, Никита Сергеевич.
– Мы с Зоей дружили, – продолжал старик. – Найти ее убийцу дело чести не только для вас, но и для меня. Старушка часто приходила сюда. Я не мастер на все руки и уборка в доме не входит в число моих талантов. Она часто сиживала на том стуле, который сейчас занимаете вы…
Иван почувствовал сильное желание встать, но сделал вид, что не придал значения словам Гусева.
– Зоя была замечательной рассказчицей. Знакомила меня с историей этой страны и в частности со смутными годами террора. Как-то в нашем разговоре вы назвали ее дядю порядочной сволочью. Отчасти это так. Например, группа НКВД, в которую входил Аскаленко в тридцать седьмом, настолько устала ликвидировать врагов народа по всей форме, что даже не входила в дома.
– Это как?
– Просто бросали камни в окна, а хозяин, выходивший посмотреть, в чем дело, получал свою порцию свинца.
– Ишь ты! – вновь отделался восклицанием Платов.
– Это была стая бешеных псов, и дядя Зои Петровны ничем не отличался от остальных. Однако его самоубийство было не только раскаянием, но и предательством.
– Это кого же он предал?
– Своих товарищей! Вы знаете о том, как его хоронили?
– Слыхал от матери, в общих чертах. Я уже говорил.
Никита Сергеевич вздохнул.
– В том-то и дело, что в общих. Аскаленко хоронила упившаяся до поросячьего визга свора собратьев по оружию. В чужой склеп его запихали не по собственной воле, а в насмешку.
– Это